Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис

при чтении снимков маммографии, по крайней мере, два или даже три предыдущих года. Статистика подтверждает, что, чем менее опытен радиолог, который читает пленки маммографии, тем больше шанс, что он прочтет их неправильно. Неточность чтения маммограмм – факт, настолько распространенный, что это защищает радиологов от наказания за небрежность при установлении диагноза. Столь сравнительно крупный размер опухоли Марины на момент её диагностирования свидетельствовал о том, что она существовала уже как минимум два года, а следовательно, таила в себе большой риск наличия метастазов.

На следующий день Марину обследовал доктор Келлер, один из ведущих хирургов в близлежащей Объединенной больнице. Я хорошо знал, что хотя этого доктора уважали за его профессиональные качества, его умение ладить с людьми оставляло желать лучшего. Однако Марина и я решили вместо того, чтобы концентрироваться на его недостатках, скорее воспользоваться его профессиональной компетентностью.

Лампэктомия

Обследовав Марину, доктор Келлер посоветовал сделать ей лампэктомию, операцию, во время которой он удалит только пораженные опухолью ткани из грудной железы. Поскольку при лампэктомии удаляется только часть тканей, большая часть грудной железы при этом остается нетронутой.

На следующий день в амбулаторных условиях доктор Келлер, воспользовавшись проводом локализации, ранее введенным радиологом, удалил из грудной железы ткани, пораженные раком. Образцы удаленной ткани отправили в лабораторию на гистологическое исследование. Для получения результата гистологического исследования требуется 10 или больше дней. Если результаты указывают на то, что ткани, граничившие с удаленной опухолью, не злокачественные, а «негативные», это означает, что ткани, пораженные раковым процессом, были удалены полностью и дальнейшее хирургическое вмешательство не требуется.

К доктору Роту, ведущему онкологу Объединенной больницы Марина пошла со мной ещё до того, как были готовы результаты гистологических исследований. Частный офис доктора Рота находился недалеко от корпуса Объединенной больницы, где Марине делали лампэктомию. Когда мы зашли в приемную доктора Рота, одна из его секретарш протянула Марине бланки, которые надо было заполнить. По установившейся привычке Марина протянула бланки мне. Я знал, что, если спрошу ее, почему это должен делать я, она ответит, что я врач, и управляюсь с такими анкетами лучше, чем она. Вдобавок с кокетливой улыбкой она к этому могла добавить, что ей лень выполнять такую нудную работу. Заполнив бланки, я посмотрел по сторонам и удивился, заметив, что эта приемная выглядела совсем не так, как можно было ожидать у успешного врача: везде пыль, стулья старые и расшатанные, а все картины на стенах без исключения висели криво. Мне было непонятно, как у ведущего онколога больницы может быть такой беспорядок в офисе.

Через 20 минут медсестра пригласила нас в кабинет. Мы оба очень нервничали. Кабинет со старомодной мебелью и грязным полом выглядел не лучше приемной. Медсестра, которая была почему-то без формы, сняла основные показатели состояния организма Марины и, дав ей бумажный халат, попросила раздеться. Вскоре доктор Рот, полный величайшего достоинства, вошел в кабинет. Видно, знание того, что от него зависят судьбы людей, высоко поднимало его в собственных глазах.

Существовала какая-то странная «гармония» между беспорядком в офисе и тем общим впечатлением, которое производил наш онколог: он говорил короткими скупыми фразами и откровенно делал усилия не смотреть в глаза его пациентке. Несмотря на то, что в больнице с этим доктором мы виделись почти каждый день, мне до сегодняшнего визита казалось, что осознание собственной важности не позволяло доктору Роту признавать мое существование. По его поведению можно было легко сообразить, что у него полностью отсутствует чувство сострадания к пациентам. Не принимая во внимание, что перед ним находится пациентка, которая всего лишь несколько дней назад узнала о вероятном наличии у нее заболевания, которое может скоро унести её жизнь, доктор Рот сухо задавал Марине вопросы. После последнего ответа он молча, не произнося ни слова, приступил к осмотру. В процессе осмотра я пытался было сообщить ему какую-то важную информацию, но он посмотрел на меня таким ледяным взглядом, что я запнулся.

Осмотр закончился, и наступило время, когда врач подводит итоги визита.

– Перед тем, как вы пришли, я говорил о вашем случае с хирургом, – сказал он. – Доктор Келлер считает, что ваша опухоль больше, чем он предполагал ранее. Короче говоря, если результат гистологического исследования покажет, что края удаленных во время операции тканей вовлечены в раковый процесс, вам потребуется дальнейшее удаление пораженных тканей, то есть нужна будет еще одна операция, – сказал он. – Хорошо, что грудь у вас таких, я бы сказал, солидных размеров. Это поможет хирургу удалить опухоль более эффективно.

Было что-то вульгарное в тоне доктора Рота, когда он так вульгарно характеризовал анатомию Марины, что заставило ее покраснеть и съежиться.

Мы вышли из кабинета под гнетом дурных новостей и подошли к секретаршам, чтобы договориться о следующем визите, но те были слишком заняты веселой болтовней, чтобы уделить нам внимание. Наконец, одна из них заметила нас и дала Марине карточку с информацией о следующем визите. А затем, забыв, что работает в приемной у врача, куда приходят люди, переживающие кризис, не задумываясь о том, что пациент только что услышал грозную новость по поводу своего будущего, она вытащила из ящика стола пригоршню шариковых ручек и протянула их Марине, словно та была ребенком, которому дают конфетки. Судя по символике на ручках, их оставляли представители фармацевтических компаний в качестве рекламы, а так как их скопилось слишком много и нужно было от них как-нибудь избавиться, секретарша не придумала ничего лучшего, как раздавать их пациентам, будто в Марининой ситуации все, что ей было нужно, это шариковые ручки. Мы ушли в прескверном настроении и не сказали друг другу ни слова по дороге домой.

Через 10 дней мы пошли на очередной визит к хирургу, доктору Келлеру. В присущей ему беспристрастной сухой манере он равнодушно известил нас о том, что края пораженных опухолью тканей, удаленных во время лампэктомии, оказались злокачественными, и, следовательно, как мы уже знали после визита к доктору Роту, опухоль оказалась больше, чем доктор Келлер авторитетно предполагал. Теперь Марине предстояло подвергнуться новой операции, радикальной модифицированной мастэктомии, при которой за исключением кожи практически все мягкие ткани левой груди должны быть удалены. Этот вид мастэктомии называют модифицированным, поскольку мускулы груди, которые в прошлом рекомендовали удалять, сейчас оставляют нетронутыми. Кроме этого, он сказал нам, что операция включает обследование лимфоузлов в соответствующей подмышечной области, процедура, которую он мог совершить во время первой операции на одном или двух лимфатических узлах. Присутствие канцерогенных клеток в лимфоузлах во время будущей операции мастэктомии будет главным