Трансатлантическая кошка - Екатерина Паршукова

благ цивилизации. Только эта сберкнижка была уже и длиннее – с тонкими листочками, на которых с обратной стороны был нанесён слой краски как на копировальной бумаге. Илья написал что-то на одном из листочков, оторвал его и отдал служащему.

– И всё? Вот так просто оставить какую-то бумажку, этого достаточно? Как эта система работает?

– Понятия не имею, как, – пожал плечами Илья, – но, я так понимаю, что больше ничего от нас не требуется. Можем лететь обратно.

Мы снова перелетели через грядку холмов, выписывая по очереди змейки и растягивая удовольствие. Сочная зелёная долина, будто нарисованная каким-нибудь очень романтичным художником. Пушистые кучевые облака. Столбики дождей вокруг. И радуга в полнеба. Просто побыть в воздухе на новом самолёте ещё и среди такой красоты- чистое, незамутнённое удовольствие.

– Какой малыш славный! Илюха, вы, как хотите, но он ни разу не какая-то там Анжела. Он Малыш. Славный малыш, такой хороший.

После полёта мы закатили самолёт в ангар и долго заклеивали скотчем все отверстия, из которых дуло в полёте или могло дуть. Отверстий и щелей оказалось какое-то невероятное количество. Мы извели рулон скотча и море пузырчатого полиэтилена, но всё равно заклеили только часть. Решили, что надо ещё полетать и посмотреть, откуда будет сквозить.

Подошел Ларри, и они с Ильей долго обсуждали загрузку ручки и лазали под рулями.

– Ручка загружена пружинами, они демпфируют движения, и мешают получать обратную связь, – показывал Ларри, – гасят отклонения рулей.

– Зачем так сложно и неудобно?

– Иначе она просто болтаться будет. Расходы рулей на таких скоростях, сами видели, очень маленькие нужны, управление острое. На маршруте всё время держать придётся. Неудобно. Поэтому пружины держат ручку в нейтральном положении.

– Выбор меньшего из зол?

– Что-то типа того. Полетайте ещё, привыкнете.

Когда подошло время обеда, Роберт убедил нас съездить попробовать настоящего буррито, которое делают здесь так же, как шаверму в некоторых местах Питере – собирая в одну лепешку начинку из множества металлических поддонов по вашему выбору и желанию. Улыбчивая мексиканочка шустро выдёргивала ингредиенты из разных мисочек, как морковь с грядки. Хотя, почему «как шаверму» – шаверма и есть, только мексиканская. Такая же национальная еда, как плов, суши, паста…

Вообще, что такое «национальная еда»? Пища бедняков. Подножный корм в данной конкретной местности, который собирали, ловили и выращивали всей толпой – от мала до велика, от богачей до нищих. Смесь продуктов, простых в добыче и приготовлении. Встали всей общиной, прошлись по ближайшему лесочку, собрали, кинули всё вместе в миску – и готово национальное блюдо. Так рождались все традиционные кухни мира. А то, что рестораны предлагают «национальные блюда» других стран по заоблачным ценам – так, извините, эта еда будет дешёвой только для конкретной местности. Мидии на Атлантическом побережье Франции валяются просто так под ногами – бери сколько влезет, а в Россию их ещё как-то привезти надо и не испортить по дороге.

Пока мы стояли в очереди и обсуждали планы на ближайшее будущее, Андрей вслух размышлял о том, как ещё можно переиграть самолёты и экипажи на обратный путь – раз уж один пилот у нас выпал из плана, зато появились два других – один российский, второй американский, то будет логичнее, если на Ацтеке полетят Андрей, дядя Билл и Олег, а мы с Ильёй на Глассэйре. Идея нам понравилась. Мы, правда, так не поняли до конца её аргументацию, а когда дошли до стойки, где шустрые мексиканцы наполнили наши лепёшки начинками, то стало не до обсуждений – буррито было умопомрачительно вкусным. Поэтому мы просто согласились, и договорились обсудить эту мысль с Олегом, когда он прилетит.

Потом мужчины поехали в ангар крутить гайки дальше, а я пошла гулять пешком вокруг аэродрома. Учитывая размеры аэродрома, это была прогулка вокруг небольшого города. Аэродром обнесён сетчатым забором, но с такой крупной ячейкой, что в неё даже можно было просунуть объектив от фотоаппарата, и тем более просто полюбоваться тем, как прилетают и улетают самолёты. По всему периметру стояли разноцветные кубики ангаров самых разных размеров. В Америке часто на одном аэродроме уживаются вместе и большие пассажирские самолёты, и крохи вроде нашего Глассэйра.

Вокруг аэродрома, так далеко насколько хватало глаз, я видела множество одноэтажных и двухэтажных домов. Недалеко отсюда находился один из кампусов компании Intel, и большая часть домов была заселена программистами из разных стран. Богатые кварталы стоят отдельно – ухоженные, большие, красивые дома, иногда вычурные, иногда стильно-аскетичные. Отдельно бедные кварталы – маленькие деревянные домики с облупившейся краской на стенах, запущенными лужайками, во дворах по взлохмаченной траве разбросаны какие-то тазы, сломанные скамейки, тряпьё и прочий разноцветный мусор. В них живёт обслуживающий персонал и рабочие.

Горизонт был исчерчен холмами. Для человека, родившегося и всю жизнь прожившего на равнинной местности – сплошной визуальный экстаз.

http://transatlantic.free-sky.ru/part10.html

Человеческий взгляд плохо переносит пустоту. Весь наш зрительный аппарат построен на сравнении: ближе-дальше, выше-ниже, спереди-сзади. Заполненность пейзажа, которую мы ощущаем, формируется количеством объектов в картинке и их красочностью. Мне как-то довелось лететь над степью в Казахстане – более унылого зрелища я в своей жизни не видела. Три час подряд у меня перед глазами был исключительно снег, а за снегом снег, а за снегом ещё снег, где-то на границе видимости из сугроба торчало одинокое деревце, а за ним опять снег без конца и края. Такая местность у лётчиков называется безориентирной – самое снотворное зрелище в мире. А тут вокруг холмы, домики, цветы, кустарники – и всё такое яркое. Красота! Я вставила в уши наушники, включила музыку и два часа бродила по пешеходным дорожкам, которых здесь оказалось неожиданно много.

Прибавление в экипаже

Весь следующий день мы провели в ангаре. Андрей с Ильёй многократно разбирали и собирали стойки Глассэйра, а я дочитывала руководство по лётной эксплуатации и изучала карты наших предполагаемых маршрутов, выискивая удобные аэродромы. Время от времени я выходила на улицу погреться на солнце и полюбоваться взлетающими самолётами. Было так тепло и хорошо, что я ходила в одной футболке, до мурашек наслаждаясь ощущением ветра на коже и той летней лёгкости, которая возникает от отсутствия необходимости таскать на себе большое количество громоздкой тёплой одежды.

Вечером все вместе поехали в Портленд встречать Олега в международном аэропорту. Немного странно, конечно, чувствуешь себя, уезжая из одного большого аэропорта в другой.

Портленд – город на холмах, утопающий в зелени. После тёмного каменно-железно-стеклянного Чикаго, он выглядел нарисованным акварелью. Мы ехали по дороге, извивающейся, как змейка, вверх-вниз, вправо-влево. На одном из мостиков я попросила остановить машину – невозможно было не выйти и не сфотографировать открывающийся с моста вид на долину, заполненную деревьями, яркими крышами домов и серебристыми асфальтовыми бабочками развязок на автострадах.

Огромный аэропорт распахнул перед нами стеклянные двери и принял в свое нутро. До прилёта Олега оставался ещё час. Мы бродили по бесконечным залам и магазинам, стеклянные витрины которых пестрели всеми видами местных сувениров.

– Подождите, я загляну сюда. Мне очень нужен магнитик! – я потянула Илью с Андреем за рукава в один из магазинчиков, – должно же у меня хоть что-то остаться от этого эпического путешествия.

– А фотографий, наушников и всего остального тебе мало?

– Вы не понимаете, это другое! Это же не просто память. Дома, когда я утром выхожу на кухню, то сразу натыкаюсь на холодильник с магнитами. Смотрю на них, и пока варится кофе, вспоминаю о том, на какой огромной красивой планете мы живём. Сколько я успела увидеть этой красоты. Что это в принципе возможно в моей жизни – увидеть вот это всё. Потом думаю, сколько ещё я могу увидеть в будущем. Настроение тогда получается на весь день. Это намного дешевле психотерапевта.

– Ладно, если женщина хочет магнитик, не стой у неё на пути, пусть купит себе магнитик. Пойдем выберем.

Час пролетел незаметно. Мы пошли в сторону зала с надписью «Прибытие», откуда навстречу нам,