Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя - Андрей Юрьевич Андреев

двора, и притом в самые высшие его сферы. Письма-отчеты Лагарпа, посвященные его путешествию вместе с Ланскими и адресованные Гримму, тот пересылал в Петербург к Екатерине II. В свою очередь, императрица в нескольких письмах к Гримму упомянула Лагарпа, с одобрением отзываясь о влиянии, которое он оказывает на младшего Ланского. Так, 25 февраля / 8 марта 1782 года Екатерина II писала: «Мудрость и рассудительность господина де Лагарпа присутствующих и отсутствующих так покорили, он со всеми делами так ловко управился, что все по нашему желанию совершилось и заслужил он всеобщую благодарность»; а в письме от 1 / 12 апреля: «Этот г-н Лагарп не чета другому [имеется в виду французский писатель-однофамилец. – А. А.], у него есть голова на плечах»[78].

Благодаря этому возник план, сыгравший решающее значение в последующей судьбе швейцарца. В письме от 16 апреля 1782 года Гримм передал ему пожелание Екатерины II после окончания поездки по Италии доставить кузенов Ланских в Петербург. Отдельными письмами, обещая со своей стороны всяческие милости, приглашал Лагарпа в Россию и фаворит А.Д. Ланской.

Путешествие спутников, впрочем, затянулось. В феврале–марте через Геную, Павию, Милан, Болонью и Модену они добрались до Рима[79]. Туда они прибыли накануне назначенного на 15 марта отъезда великого князя Павла Петровича, так что кузены Ланские «успели только поклониться своему Государю».

В Риме сбылась мечта Лагарпа: в первый же день он поспешил на развалины Форума[80], где в воображении уже видел своих любимых героев республики и общался с ними – как вдруг «внезапно самым неприятным образом пробужден от грез отвратительными нищими, грубые и подлые выражения которых мгновенно заставили перенестись через восемнадцать веков обратно»[81].

Пробыв здесь чуть больше месяца, 17 апреля спутники уехали в Неаполь, чтобы затем посетить Сицилию и Мальту, и оказались вновь в Риме на обратном пути только 29 июля, когда Лагарп и получил на руки письмо Гримма с приглашением отправиться в Россию. За время путешествия по Южной Италии швейцарец и его спутники поднимались на действующие вулканы – Этну и Везувий, осмотрели античные руины на побережье Неаполитанского залива и в Сиракузах[82]. Новые яркие впечатления помогли Якову Ланскому забыть о «красотке» (так ее называл Лагарп в своих письмах) – тем более, что та получила от Екатерины II в качестве отступных годовую ренту и уже нашла себе нового «утешителя», о чем Якову якобы «случайно» проговорился Василий Ланской, получивший эти новости от Гримма.

В августе путешественники вновь оказались в Генуе. Но здесь случилась внезапная остановка, вызванная болезнью Якова Ланского, который получил от старшего брата разрешение жить до полного выздоровления в доме российского посланника. Курс лечения должен был занять не менее двух месяцев (в итоге они провели в Генуе десять недель). За это время Ланской сумел найти себе предмет для «нового увлечения» к неудовольствию Лагарпа, сетовавшего на «податливость сердца» юноши, который «на протяжении двух с половиной месяцев воспытал столь сильной страстью к двум разным особам». Около 22 октября они выехали, наконец, в Ливорно, где находился русский флот, затем во Флоренцию, первую половину декабря провели в Венеции и к Новому году добрались до Вены, откуда 4 января 1783 года Лагарп отправил Гримму после долгого перерыва новое подробное донесение.

Из него выясняется, во-первых, что в Генуе Лагарп впервые получил возможность проявить себя как педагог в прямом смысле слова, организуя регулярные занятия с Ланским-младшим. «Устроил я так, чтобы уделял он мне по нескольку часов в день. Ограничился тем, что читал ему книгу по истории и его самого читать заставлял, чтобы лучше он понимал прочитанное, а также диктовал ему по-французски, дабы он орфографии выучился: для меня, конечно, были сии занятия нимало не забавны, но пока возможно было, я на своем настаивал».

Во-вторых, любовные эскапады Ланского-младшего, препятствовавшие его учебе, порядком утомили Лагарпа: «Не раз брался я за перо с намерением просить Вас, сударь, меня от сей должности освободить». Лагарпа останавливало нежелание причинить тем самым вред молодому человеку и обмануть доверие тех, кто вручил ему опеку над юношей. Швейцарец подчеркивал, что Яков Ланской все еще «не обладает познаниями основательными, без коих путешественник глазеет на все без пользы и без смысла», и для него «наилучшим местом пребывания стала бы какая-либо иностранная академия», то есть университет, а сам Лагарп готов далее исполнять «все, что ему на пользу пойдет»[83].

Таким образом, в начале января 1783 года в Вене, выдвигая идею отправить Ланского учиться в один из университетов (куда бы Лагарп, очевидно, его сопровождал), швейцарец расчитывал на возможную корректировку планов и не спешил отправляться в Россию. Можно легко себе представить, что он не сразу решился на путешествие в далекую северную страну, не зная, когда он оттуда вернется, да и вернется ли вообще.

Так или иначе, но никакой корректировки не последовало. Гримм направил Лагарпу ответ уже в Петербург, нисколько не сомневаясь в его «благополучном прибытии», а «о плане невыполненном нечего и толковать». Действительно, 23 февраля / 6 марта 1783 года Лагарп ко всеобщей радости привез своего подопечного в российскую столицу. Швейцарца обнадеживали слова Екатерины II, переданные Лагарпу в том самом письме, которое призывало его в Россию: императрица обещала обеспечить ему здесь «существование достойное» (фр. un sort convenable).

Колебания и решение

И все-таки, насколько осознанно Лагарп выбрал Россию как место своей будущей службы? Не плыл ли он туда по течению, полностью отдаваясь на волю обстоятельств? Источники показывают, что это было не так.

Дело в том, что еще в 1782 году Анри Полье прислал Лагарпу письмо с предложением принять должность его внезапно умершего брата, а именно отправиться на Британские острова, чтобы обучать там сыновей ирландского пэра, Джорджа Бересфорда 2-го графа Тирона (губернатора графства Уотерфорд), а затем сопровождать их на учебу в немецкие университеты – с жалованьем 200 гиней в год (что составляло на тот момент около 1400 серебряных рублей) и полной оплатой путевых расходов. При этом служба Лагарпа должна была продлиться 6–7 лет, после чего его жалованье обращалось в пожизненную пенсию.

Но Лагарп в отправленном из Вены письме сразу отказался от столь выгодного предложения. Он ссылался не только на данное им слово отвезти Якова Ланского в Россию, но и на то, что «некоторого рода обязательства» удержат его потом в этой стране («Буду ли я потом свободен? Этого я не знаю, но едва ли в это верю»). Впрочем, он уверял Полье, что еще не выбрал род службы, что предпочел бы «службу политическую службе военной, при прочих равных обстоятельствах», поскольку первая более соответствует его «особенным занятиям», а также «системе поведения и морали», позволяя реализовать «некоторые из собственных идей», тогда как жребий военного (хотя Лагарп и чувствовал себя к нему готовым «благодаря долгим занятиям математикой») его совсем не вдохновляет. Но в такой стране, как Россия, «где почти каждый служит в армии», Лагарпу кажется невозможным вовсе отказаться от военной службы, если она ему будет предложена (надеясь, что потом ему удастся поучаствовать и в гражданских делах). Однако «все это лишь не что иное, как может быть, и, может быть, мне и не стоит заниматься всеми этими рассуждениями и перечислять все эти возможности».

И лишь своему ближайшему другу Анри Моно Лагарп доверил главный секрет, заключающий в себе одновременно надежду: «Что касается упований, которые я возлагаю на Россию – они еще не раскрылись, и у меня нет ничего большего предо мной, чем Слово императрицы, но я верю, что для меня оно послужит достаточной гарантией; впрочем, я ничего не боюсь и не стыжусь за себя. Мой дорогой друг, я прошу вас хранить величайшую тайну относительно того предложения, что было сделано мне, и вы догадываетесь почему»[84].

В Петербурге Лагарп поселился, вполне естественно, у своего