Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

читают мне Вольтера, делят со мной страхи и надежды и светят только для меня.

Отложив скрипку, он протягивает ко мне руку, и я беру ее, чувствую мозоли на кончиках пальцев, думаю о других, скрытых, шрамах. Я даю себе клятву исцелить его прошлые раны и помочь ему вновь обрести себя.

Наши семьи садятся в кресла, из тени выходит монах. Он поднимает капюшон, и у меня перехватывает дыхание. Это наш отец Бернар, он исчез после начала Большого террора. Я думала, что его убили вместе с остальными священниками.

Большие руки держат старинную Библию, за которую его обезглавили бы якобинцы. И все же папá, глава местных якобинцев, пригласил священника, чтобы он обвенчал меня по католическому канону. Я сознаю это и пугаюсь. Папá рискует головой, устроив мне свадьбу, какая была обещана мне еще в детстве, и не позволив нынешним законам нарушить обещание. Пламя свечей освещает его морщинки, когда он в тревоге хмурится; в глазах сияет преданность Богу и семье. Это богослужение устроено не только для меня, но и для него и для всех, кто верит в Бога вопреки декретам нынешней власти. Мое сердце наполняется благодарностью.

Голос священника звучит под сводами пещеры, древние свадебные ритуалы наполняют души благоговением. Потом мы произносим брачный обет.

– Франсуа Клико, ты берешь в жены эту женщину, чтобы любить ее, чтить и заботиться в болезни и здравии? И будешь ли ты верным только ей все дни твоей жизни?

– Да, буду. – Взгляд Франсуа завораживает меня.

– А ты, Барб-Николь Понсарден, будешь ли повиноваться Франсуа…

Жан-Батист хихикает. Повиноваться. Это слово не очень согласуется со мной.

– …все дни вашей жизни?

– Да, буду. – Конечно, я буду стараться… Вот только важно ли повиновение в семейной жизни?

Монах продолжает церемонию, а я вдыхаю запах Франсуа, свежий и пробуждающий воспоминания, словно мой милый только что скатился вниз с травянистого склона. Мое сердце сладко замирает.

Когда священник объявляет нас мужем и женой, Фурно стремительно выхватывает свою короткую саблю. На его лице пылает ненависть.

Мой визг проносится по пещере. Франсуа заслоняет меня.

Сабля Фурно со свистом рассекает воздух и отсекает горло у большой бутыли шампанского. Золотая пена обливает Франсуа и меня.

– Как это понимать? – Меня сотрясает нервный смех.

– Это называется рубка, – поясняет Франсуа. – Когда Наполеон покоряет деревню, он конфискует все шампанское и вот так срубает горлышки бутылок.

Филипп подает нам серебряную чашу.

– Мы хранили эту винтажную бутыль Клико-Мюирон с рождения Франсуа до дня его свадьбы. Я никогда не думал, что увижу моего сына… – От волнения у Филиппа перехватывает дыхание, он не может говорить и лишь бьет себя кулаком в грудь.

Щека к щеке, мы с Франсуа пьем из чаши. У двадцатичетырехлетнего винтажа пряный запах с легким дымком. Наши отцы говорят тосты среди всеобщего ликования и смеха. После третьей чаши я чувствую восхитительное опьянение.

Лизетта вывозит тележку со свадебным крокембушем – пирамидой из кремовых профитролей, скрепленных сеткой из карамельных нитей.

– Я знаю, как моя девочка любит сладкое.

– Ой, я хочу! – Клементина вскакивает и хочет бежать к тележке. Маман удерживает ее.

– Молодожены должны съесть верхушку крокембуша без помощи рук, чтобы их семейная жизнь сложилась удачно.

– А если у них не получится? – спрашивает Клементина.

– Брак будет проклят, – говорит Катрин-Франсуаза, впервые нарушив молчание.

Моя сестра морщит хорошенький лоб.

– Прости ее. Моя мать плохо себя чувствует, – шепчет мне Франсуа.

– Это всего лишь бабьи выдумки. – Филипп сжимает плечо жены.

– Я не верю в предрассудки, – говорю я ему, хотя это неполная правда.

Мы с Франсуа встаем на противоположные стороны кремовой пирамиды. Я с блаженством наслаждаюсь ароматами сладких сливок, сливочного масла, ванили и карамелизованного сахара. Встаю на цыпочки, тянусь к крокембушу и вижу, как озадаченно Франсуа косит глаза на пирамиду из профитролей. Меня это забавляет. Но это состязание влияет на наше будущее, и я не собираюсь терпеть неудачу. По моему кивку мы дружно вгрызаемся в верхние профитроли. Из маслянистого теста сочится крем, оседает на усах Франсуа. Хохоча как сумасшедшая, я вытираю их, при этом задеваю за профитрольку, и она выпадает из карамельной сетки. Я рывком пытаюсь ее поймать, но поскальзываюсь на креме и падаю на известняковый пол. Боль пронизывает ногу. Я с ужасом гляжу, как на меня рушится вся сладкая пирамида. Профитроли катятся словно лионские шары.

Катрин-Франсуаз бросается на помощь. Это я так думаю. Но вместо этого она замахивается и бьет меня по лицу.

– Я говорила Франсуа, что ты слишком своенравная и эгоистичная. Вот теперь ты навлекла проклятие на ваш брак.

Держась за щеку, я пытаюсь осмыслить ее слова.

– Извините, – говорит Филипп, хватает жену за руку и за талию и тащит наверх. – Она сама не понимает, что говорит. В последнее время она не в своем уме.

Мучительная боль наполняет глаза Франсуа и пронзает мне сердце. На мгновение мне кажется, что он готов бежать следом за матерью. Но он лишь качает головой и садится рядом со мной.

– Восхитительные, правда? – Он поднимает с пола профитрольку и откусывает. – Лучше, чем свадебный торт. – Он протягивает мне другую, и сладкий крем стирает с моего языка часть горечи.

– Правда. – Я улыбаюсь.

К нам присоединяется Клементина.

– Я тоже хочу попробовать. – Она осторожно лижет крем.

Рядом со мной, скрестив ноги, садится Жан-Батист.

– Обожаю профитроли, – говорит он. – Как будто ешь облака. – Взяв в каждую руку по профитрольке, он откусывает от них по очереди.

Лизетта складывает остальные на серебряный поднос и ставит его между ними, словно на пикнике.

– Ешьте, ешьте все! Дурной знак, если не будут съедены все шарики. – Тут она спохватывается, что сказала не то, и прижимает ладонь к губам.

Стараясь спасти ситуацию, папá и маман подвигают кресла ближе к нам, а Фурно снова наливает шампанское. Мы набивает животы профитролями и шампанским, а моя щека все еще горит от пощечины Катрин-Франсуазы, и ее пророчество не выходит у меня из головы.

10

Радости медового месяца

Медовый месяц мы проводим в Монтань де Реймс – Клико отдали нам фермерский дом в деревне Бузи. Мы взяли с собой только Лизетту. Вдали от семьи и забот на суконной фабрике Франсуа вновь превратился в остроумного и предприимчивого мальчишку, рядом с которым я росла, – лишь с одним чудесным исключением. Наша детская любовь трансформировалась в пылающую страсть, которая связывает нас, как лианы в лесу.

Ох, я волнуюсь перед нашей первой брачной ночью! Лизетта расчесывает мне косы перед зеркалом, а в