Лидия Яновская - Записки о Михаиле Булгакове

Таким образом уцелевший блок самых ценных книг из библиотеки Михаила Булгакова оказался в ОР БЛ.

А далее произошло то, о чем читатель в общих чертах уже знает.

После смерти Е.С. Булгаковой ее распоряжения в отделе рукописей были аннулированы. В частности, для меня закрыт доступ к материалам архива. Теперь, на много лет, к рукописям Мастера (а заодно к моим рукописям, попавшим в ОР БЛ) будут получать доступ странные рослые и самоуверенные ребята, никогда прежде не интересовавшиеся литературой. Время от времени, поначалу и раз, и два в год, потом реже, раз в несколько лет, я делала попытки «прорваться» в булгаковский фонд, и иногда такие попытки венчались небольшими победами.

Один из «прорывов» состоялся в июле 1973 года: после многих просьб, скандальных и слезных, издательских ходатайств и прочая я получила краткий допуск к архиву Михаила Булгакова. Допуск с «предупреждением» (это официальный термин — «предупреждение») в числе прочего о том, что три темы для меня закрыты, а именно: история текста «Мастера и Маргариты», история романа «Белая гвардия» и автобиографическая проза писателя.

Основание? Исследование именно этих трех тем решением заведующей ОР БЛ С. В. Житомирской закреплено за другим лицом.

«Предупреждение» было унизительно, как обыск: перечень тем — главное направление моей работы — был бесстыдно извлечен из моих личных писем к Е. С. Булгаковой. Писем, которые в ноябре 1970 года попали в ОР БЛ и с тех пор, по законам советского государства, считались собственностью ОР БЛ. Но...

Но с точки зрения исследователя...

Видите ли, с точки зрения исследователя — была четвертая тема, которая волновала меня не меньше, чем первые три, но которой я никогда не касалась в письмах к Е. С., потому что на эту тему у меня просто не оставалось ни времени, ни сил.

Эта тема — библиотека Михаила Булгакова.

Теперь читатели знают: книги в жизни, творчестве, образе мыслей этого писателя занимали огромное место. Булгакова нельзя по-настоящему глубоко понять вне мира книг, ибо мир этот был для него не условностью, не вторичностью, не источником для заимствований (как, кажется, полагают некоторые булгаковеды), а одной из сторон бесконечно сложного и цельного понятия — жизнь.

С того лета 1962 года, когда я начала всерьез изучение творчества Михаила Булгакова, я мечтала прикоснуться к миру его чтения, попробовать заглянуть через его плечо в книгу, которую он читает... что-то подчеркивает... делает выписки... Почему — эта книга? Для чего — эти выписки? О чем спрашивает он великих предшественников? Что ищет в справочной литературе?

Короче, я запросила в отделе рукописей материалы по этой теме.

Мой запрос вызвал сначала недоумение, потом сопротивление, но, поскольку придраться было не к чему, кое-что я получила. Нет, не составленную Еленой Сергеевной опись проданных ею книг. Эту опись, которую я так жаждала увидеть, долго искали, почему-то не могли найти и так никогда и не нашли.

Я получила другое: список книг из расточившейся и канувшей в небытие библиотеки Михаила Булгакова, принятых отделом рукописей Библиотеки имени Ленина.

В списке значилось 83 названия. Томов было несколько больше: отдельные издания указывались как многотомные.

Сначала шли книги по алфавиту авторов (Апухтин, Ардов и т.д.). Далее — на иностранных языках и без алфавита.

Здесь, вслед за номером 57 (Новый Завет, на английском языке, Лондон, 1804, 384 с ) , значилось:

«58, Библия на древнееврейском языке, 1822, 491 стр.».

Этот список, естественно, я сразу же переписала. Теперь у меня в руках был ключ, и я стала заказывать книги по номерам списка.

Восемь книг (заказывала вразбивку — 20, 23, 26, 31, 39, 49, 74 и 80) успела получить. До Библии на иврите не дошло — выдачу книг прекратили. Терпение начальства отдела рукописей по отношению ко мне на 1973 год было исчерпано.

Много лет спустя, в 1985-м, снова попробовала пробиться к книгам. На этот раз разыскивала одну-единственную вещь — школьный учебник, составленный родственником Булгакова, филологом Андреем Земским, с его, Андрея Земского, автографом. В списке эта книга значилась под номером 21. Меня интересовал автограф: у одного библиофила появилась книга Лукиана «Диалоги гетер», возможно принадлежавшая Михаилу Булгакову, с автографом, возможно принадлежавшим Андрею Земскому. Нужно было увидеть и сличить автограф.

С большим недоверием я выслушала ответ новой заведующей отделом рукописей: книги Земского в фонде Булгакова нет. И никакой книги под номером 21 нет. И самого списка из 83 названий нет. Сколько именно книг в архиве Булгакова, трудно сказать: в новой описи фонда они уже не собраны вместе и не составляют какой-либо блок, а разбросаны по всему фонду. Во всяком случае, их меньше, чем 83.

После этого новая заведующая попросила — у меня! — копию списка книг. Еще более недоумевая, я представила эту копию. И... и опять наступила тишина. До следующего пробивания стены — головою.

По-настоящему архив Булгакова раскрылся только в 1987—1988 годах: «перестройка». Раскрылся внезапно и на короткое время. И прежде всего я потребовала и получила наконец полную опись — не книг, а всего сохранившегося архива.

Даже расточившийся и заметно отощавший, этот собранный и сбереженный Еленой Сергеевной архив был огромен. Новый хранитель, он же новый официальный исследователь булгаковского архива в ОР БЛ В.И. Лосев, несколько подавленный напором событий (неизвестно было, кому придется отвечать: если в фонде недостачи, то почему не заметили? если заметили, то почему молчали?), помогал мне разбираться в описи и ставил в моем списке минусы против отсутствующих книг.

Минусы шли один за другим.

Нет книги Апухтина, которую с таким упоением читал незадолго до смерти Булгаков. Нет сочинений Афанасия Ивановича Булгакова, так любовно сбереженных сыном. Нет «Одноэтажной Америки» Ильфа и Петрова («Оттиски из журнала, переплетенные вместе», — значилось в моем списке под номером 22). Нет «Трудов Киевской духовной академии» за 1891 и 1907 годы.

За комплектами этого периодического издания, прослышав, что они продаются где-то в дачном Крюкове, Булгаков ездил зимою 1936 года — в славную поездку с друзьями, на санях... В этих «Трудах» за 1891 год нашел обстоятельное и добротное сочинение профессора Н. К. Маккавейского «Археология истории страданий Господа Иисуса Христа» (Н. К. Маккавейский не только отлично знал источники, он еще и посетил Палестину), сочинение, к которому Булгаков так часто обращался за справками в последние годы работы над романом «Мастер и Маргарита» и которое, вероятно, было испещрено его пометами.