Мейлах Бакальчук-Фелин - Воспоминания еврея-партизана

После войны судьба привела его в Южно-Африканский Союз (ныне это Южно-Африканская республика — ЮАР), где в Иоганнесбурге при его участии вышли две «Книги памяти»: одна, написанная членами землячества бывших жителей литовского города Рокишкис и его окрестностей (1952, редактор — М. Бакальчук-Фелин), и вторая, написанная членами землячества бывших жителей польского города Хелм (1954, составитель и редактор — М. Бакальчук-Фелин). Обе книги посвящены памяти еврейского населения указанных городов, истребленного гитлеровцами.

Публикуемые «Воспоминания еврея-партизана» вышли на идише в 1958 году в Буэнос-Айресе. Книга является 135-м томом в серии книг «Польское еврейство», издававшейся Союзом польских евреев в Аргентине, где существовала и существует поныне одна из крупных общин еврейской диаспоры. Российскому читателю эта книга практически недоступна.

Фамилия автора приобрела добавление «Фелин», вероятно, уже после войны (возможно, в память о погибшей дочери). В тексте «Воспоминаний» автор именует себя Бакальчуком. В том же виде его фамилия указана в книге С. Елисаветского «Полвека забвения».

М. Бакальчук-Фелин умер в Иоганнесбурге в 1961 году.

Перевод «Воспоминаний» на русский язык, как уже было сказано, выполнен Г. С. Шапиро.

Гершон Соломонович Шапиро (1899–1993) — участник Гражданской и Великой Отечественной войн. С середины 60-х годов — организатор еврейского «самиздата» в Одессе. На его счету около двух десятков книг (в том числе — переводы зарубежных изданий на русский язык) по еврейской истории, о борьбе и героизме еврейского народа, выпущенных «тиражом» в несколько экземпляров. Машинописный экземпляр перевода «Воспоминаний» М. Бакальчука-Фелина, вероятно, и был одной из этих «самиздатовских» книг. В 1973 году Г. С. Шапиро переехал в Израиль, где в 1982 году выпустил книгу «Евреи — Герои Советского Союза». Позднее, уже после его смерти, вышел двухтомник «Очерки еврейского героизма», авторы-составители которого — Г. С. Шапиро и С. Л. Авербух (Киев — Тель-Авив, 1994).

«Воспоминания еврея-партизана» публикуются с небольшой литературной правкой и незначительными сокращениями. Все примечания сделаны в процессе подготовки книги к печати и помещены в конце книги. Там же дается именной указатель, а также список литературы, использованной при работе над текстом.

Г. Б. Горбовицкий

Священной памяти

моих дорогих Доры, Фелиньки, Нехи

моих незабвенных родителей Боруха и Сарры

моих преданных братьев Цви-Герша и Егуда-Лейба с их семьями

моих сердечных сестер Эстер-Голды

и Ривеле с ее семьей

всей моей семьи

трагически погибших моих учеников

моих друзей и товарищей

посвящаю

Глава 1

После «косовицы»…

Осенние дни 1942 года. Еврейские города и местечки на Полесье и Волыни в тисках колючей проволоки. Схваченные когтями фашистских палачей, они выглядят, как плакучие вербы над пропастью. Целые еврейские общины гнали фашисты на убой. Беззащитных мужчин, женщин, стариков и детей колоннами гнали ко рвам. Каждую колонну окружали и охраняли нацистские палачи, вооруженные винтовками, автоматами, пулеметами.

Волынское местечко еще было окутано ночной темнотой, когда до евреев дошла весть о том, что гетто окружено со всех сторон и что каждый, кто попытается бежать за линию заграждения, будет расстрелян.

На рассвете, когда небо стало сереть и луна стала сливаться с появляющейся синевой неба, я с женой Дорой и дочуркой Фелинькой бежал из гетто. Как только мы переступили проволочные ограждения, нас разлучила сильная автоматная и пулеметная стрельба. Я с отчаянием оглядывал скошенное поле и луг, каждую межу, каждую грядку и балку, но я нигде их не видел, словно глубокая пропасть их проглотила.

На опушке леса графа Платера, в четырех-пяти километрах от местечка Домбровицы[1], я искал своего ребенка и жену. С каждой минутой мое отчаяние возрастало. Воображение заполнилось ужасными видениями. Мне казалось, что палачи уже пытают мою любимую, умную дочурку и нежную красавицу-жену.

Как назло стояли ясные дни и звездные ночи. Поля и луга были уже очищены, скошены и убраны, как скошены были еврейские местечки и поселки, очищенные до последней еврейской души. Эти местечки стояли разоренные, опустошенные, в развалинах. День был солнечный. Лучи ослепляли глаза и пронизывали подобно чудовищным паукам все тело, еще больше растравляя раны.

Я присел у куста перед открытой поляной. Вдалеке виднелось местечко. У меня назревала мысль бежать туда обратно — может быть я там найду своего ребенка и жену. Меня не пугало, что это могли быть последние минуты моей жизни. Но зато я был бы вместе с ними и разделил бы их судьбу.

Я услышал приближающиеся шаги и увидел троих детей моей старшей сестры Эстер-Голды. Она отправила их из гетто, но сама не успела уйти. Я подбежал к ним. На опушке леса послышались шаги, и показалось несколько евреев. Среди них — мой двоюродный брат Эфраим Бакальчук.

— Пошли в лес! — сказал Эфраим.

С каким-то равнодушием последовали мы этому зову. Совесть же возмущала все мое существо, с каждым шагом сердце мое обливалось кровью. Почему я не подчиняюсь велению его и не возвращаюсь в гетто, где, может быть, я еще мог бы видеть свою жену и дочь хотя бы несколько мгновений?

Мы углубились в лес, прилегли на траву, положив головы на бревна. Молча лежали весь день, окаменевшие, мучаясь от угрызений совести. Не разговаривали друг с другом. Произнести слово было труднее, чем поднять тяжкий камень. Молчали наедине со своей совестью и перипетиями слепой судьбы.

Наступил вечер. Лес погрузился в темноту. Густая тень распростерлась меж деревьями и кустами, но небо было звездное, луна полной, яркой и Млечный Путь светился над нами. Все шло своим чередом. Мировой порядок не изменился.

Тяжело шагая между вековыми деревьями, мы все больше углублялись в лес. Учуяв нас издалека, лаяли собаки лесников.

Мы шли всю ночь. Вел нас Эфраим, а Млечный Путь указывал нам дорогу. Мне казалось, что лес и Млечный Путь покрыты кровавыми лужами и пятнами. Мне чудилось, что реки крови текут из вырезанного моего местечка вслед за нашей тенью и опережают нас.

Мы обходили стороной деревни и хутора. Эфраим знал, какой дорожкой и тропинкой обойти опасные места, чтобы не быть замеченными. Ведь в каждой деревне были полицаи и бандиты — охотники на евреев.

Еще до рассвета добрались мы до деревни Бродницы на Полесье. Само название ее говорит, что здесь болота и топи. Вокруг деревни характерные для Полесья вековые трясины. Деревенские собаки подняли страшный вой, словно они сотрудничали с немцами.