Кристиан Нееф - 01.09: Бесланское досье

И бесланская школа #1 на улице Коминтерна пока погружена в тишину. Это блок зданий, на карте города образующий букву "Е". Со всех концов города люди начинают в этот час сходиться к школе. Школа #1 большая, в ней учатся 890 детей и работают 59 учителей. Но она и лучшая школа в округе. Некоторые семьи посылают в нее своих детей даже из Владикавказа.

И учителя в ней серьезные и строгие. И Заурбек Гутиев был таким те 30 лет, что преподавал здесь историю, государство и право. Он тоже одевается по-праздничному – сегодня он почетный гость. От его низенького кирпичного домика до школы всего-то двадцать шагов – не проблема, хотя ноги уже не слушаются. Но пройти-то всего три дома. И времени еще много. Он может без спешки приколоть ордена к выходному пиджаку.

Ордена и медали завернуты в мягкую клетчатую фланельку. Нужно их приколоть – две красных советских звезды, два ордена за участие в Великой Отечественной войне. Медаль за освобождение Варшавы. Знак за ранение в правую ногу под Сталинградом. Знак за ранение в левую ногу под Торгау на Эльбе. Четыре ордена и 18 медалей и знаков прикалывает к темно-синему выглаженному пиджаку Заурбек Харитонович Гутиев, 84 лет от роду. Ему знакомы ужасы войны.

160 дней и 160 ночей он выдержал в Сталинграде. И тридцати метров не было от него до немцев, когда красноармейцы выводили генерал-фельдмаршала Паулуса и 24 офицеров его штаба. В Сталинграде он защищал высоту, одну и ту же. Она восемь раз переходила из рук в руки. Пока, наконец, в девятый раз ее захватив, смогли удержать. А потом был апрель 1945, когда американцы встретились на Эльбе с русскими.

Заурбек Гутиев знает ужасы войны. Он считает, ничего более жуткого, чем Сталинград, и быть не может. И не может быть кошмара, дольше, чем 160 дней и 160 ночей. Тех, что он пережил, в которых он выжил.

ХУРИКАУ. 7 ЧАСОВ 20 МИНУТ

Майор Султан Гурашев, деревенский милиционер, делает знак незнакомому ГАЗ-66 остановиться. Он поднимает левую руку. Но грузовик делает вираж. Гурашев начинает преследование. На своих белых "жигулях" он едет за грузовиком и сигналит фарами. Раз, два. Грузовик замедляет ход. Наконец он останавливается. Гурашев притормаживает сзади него. Когда обе машины останавливаются, из грузовика выпрыгивают двое в камуфляже и черных масках.

Они скручивают совершенно не ожидавшего такого поворота милиционера. Они кричат по-русски: "Лежать!" Майор чувствует, как ему заламывают руки за спину, как в затылок упирается ствол. Его табельный пистолет ПММ – 12 отбирают. Его запихивают на заднее сидение его же "жигуля" между двумя вооруженными людьми. Его заставляют наклонить голову, машина трогается. Гурашев старается понять, в каком направлении они едут. Ему кажется, что едут они на юг, к Владикавказу.

Через некоторое время их колонна резко уходит вправо и по щебеночной дороге подъезжает к старой осетинской станице Старый Ботакойюрт. Вокруг этой деревни есть четыре милицейских поста. Основной – на выезде из деревни, со шлагбаумом, с каменной наблюдательной башней посреди лысых холмов. Видимость отсюда на 20 километров вокруг. Тут никто незаметно не пройдет.

Обычно достаточно некоторой суммы в рублях, чтобы миновать этот дозор между осетинским предгорьем и долиной. И вот перед жирной мордой ГАЗа открытый и беззащитный лежит Беслан, как мишень в перекрестье прицела.

ПСЕДАХ. ИНГУШЕТИЯ. ПРИГРАНИЧНЫЙ ЛЕСОК

Террористы после себя оставили не так много следов в лесочке к юго-западу от приграничной деревушки Пседах, в которой собрались перед тем, как выдвигаться. Пседах в Ингушетии находится в каком-то глухом углу. Неказистые кирпичные домики за высокими заборами, кочкастые тропинки, ведущие к мечети. В заброшенном Доме культуры советских времен ютятся беженцы из Чечни.

Эта горная местность, на северо-западе Малгобекского района, слывет излюбленной тропой контрабандистов и пристанищем чеченских боевиков. Даже милиция соглашается, что, мол, здесь без оружия разъезжать не здорово. На весь Пседах есть один милиционер. Он прилежно несет службу. Но с наступлением ночи он исчезает.

Сборный пункт был в лесу к юго-востоку от деревни, на полпути к хутору Гаирбек-Юрт. С 20 августа здесь начали собираться те, кто намеревался совершить захват в Беслане. Оснащение у террористов спартанское, они умеют жить в лесах. Ночуют они в тонких черных спальных мешках, укрываясь от дождя полиэтиленовой пленкой. Из палок и веток они сооружают что-то вроде спального ложа.

Среди них были ингуши, проведшие несколько месяцев в родной республике на нелегальном положении. Были и чеченцы, нашедшие приют у братьев-вайнахов в Ингушетии. Часть боевиков просочилась непосредственно из Чечни – она граничит здесь в Малгобекском районе с Ингушетией.

В отряды, отправляемые на захват заложников, набирают членов бригады мучеников "Риядус аль-Салехин", что значит "сады праведников". Об этой бригаде впервые заговорили во время захвата московского театра, где шло представление "Норд-Ост". Тогда, в октябре 2002 года, после штурма здания российским спецназом погибли 130 человек. Эмиром бригады мучеников объявил себя полевой командир чеченец Шамиль Басаев, у которого ампутирована одна стопа.

Для Беслана он отобрал и лично подготовил дюжину чеченцев и двух чеченок, скажет впоследствии Басаев. И кроме них – девятерых ингушей, троих русских, двоих арабов, двоих осетин, по одному татарину, кабардинцу и гуранцу. Некоторые подтянулись к отряду в последний момент, многие знают друг друга по прежним делам. Большая часть людей из окрестностей Ножай-Юрта, родины Басаева, что на востоке Чечни.

Басаев для России – враг номер один. Он ветеран газавата – чеченской священной войны. Он выступает в роли гостеприимного хозяина, когда в Чечню проникают ваххабиты. Он последний из полевых командиров первой волны. Он собирает вокруг себя тех, кто от отчаяния и ярости к тому, что они понимают под российским насильственным режимом, решил пожертвовать жизнью: мужчины – на поле брани, женщины – с поясом, набитым взрывчаткой.

Вербовка добровольцев в отдаленных лесах и горных деревнях началась еще в декабре 2003 года. Руководитель акции по кличке Хасан раздавал деньги будущим террористам через свою сеть вербовщиков в Ингушетии. Он говорил, что подчиняется Шамилю Басаеву. Вербовали по большей части в лагерях беженцев. Таких, как брошенная молочная фабрика в Карабулакском районе, недалеко от Назрани. Говорят, что в одном из лагерей готовят даже террористов-самоубийц.

Есть свидетельства, что там встречаются и арабские наставники. Пограничники с Центрального КПП на границе с Чечней рассказывают, что если на границе тормознуть гражданина какой-нибудь ближневосточной страны, он тут же по мобильнику жалуется чиновникам в назранском МВД. А оттуда незамедлительно поступает указание иностранца пропустить. Не будь у них пособников в государственном аппарате, от высших чинов до уличного постового, захватчики до школы в Беслане просто не добрались бы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});