Анри Барбюс - Сталин

Вот он — величайший и значительнейший из наших современников. Он ведет за собою 170 миллионов человек на 21 миллионе квадратных километров. Он соприкасается в работе с множеством людей. И все эти люди любят его, верят ему, нуждаются в нем, сплачиваются вокруг него, поддерживают его и выдвигают вперед. Во весь свой рост он возвышается над Европой и над Азией, над прошедшим и над будущим. Это — самый знаменитый и в то же время почти самый неизведанный человек в мире.

Биография Сталина, — говорит Калинин, — является весьма важной частью рабочего революционного движения в России.

Неотделимой его частью.

И как в Советском Союзе, так и здесь (на Западе) — всякий, кто мыслит, скажет то же самое, теми же словами.

Грандиозна задача — воссоздать облик человека, так неразрывно слитого с работой мирового значения, образ политического бойца, сквозь который видны миры и эпохи. Следуя за ним по путям его жизни, мы вступаем на почву истории, мы бродим по нехоженым дорогам, мы соприкасаемся с еще неопубликованными главами библии человечества. Документы стекаются, нагромождаются со всех сторон. Их слишком много, и слишком многое открывается перед нами в этих обновленных горизонтах. Приходится прорубаться сквозь факты и документы, приходится постепенно расчищать просеки в этой еще горячей, взволнованной и живой энциклопедии.

И тут мы попадаем в самую сердцевину величайшего вопроса не только нашего времени, но и всех вообще времен: каково же будущее рода человеческого, так измученного историей, какова та мера благополучия и земной справедливости, на которую он может рассчитывать? На что в последнем, великом итоге могут надеяться два миллиарда людей?

Этот вопрос возник из самых глубин человечества; он поднят, освещен и поставлен в порядок дня несколькими современными преобразователями, желающими изменить весь мир справедливым землетрясением; и человек, стоящий сейчас перед нашим взором, является одним из них.

Революционер царского времени

Было это полстолетия тому назад, в 1879 году, в грузинском городке Гори, который правильнее будет назвать не городком, а деревней. В домике на кирпичном фундаменте, с кирпичными углами и деревянными стенами, под тесовой кровлей, в домике, где спереди была дверь, а сзади вход в погреб, — родился мальчик. Его назвали Иосифом. Окружающая обстановка не отличалась особой привлекательностью. Перед домом — улочка, в буграх неровной мостовой; напротив — бараки с асимметричными заплатами и торчащими печными трубами. Посреди булыжной мостовой — сточная канавка.

У матери, Екатерины, прекрасное серьезное лицо и черные, охваченные темными кругами, глаза, такие черные, что кажутся безбрежными. Даже на недавних портретах это правильное лицо обрамлено, по древнему и суровому кавказскому обычаю, квадратом черного платка. Отец, Виссарион Джугашвили, происходил из деревни Диди-Лило и был по ремеслу сапожник. Он выполнял тяжелую работу на обувной фабрике — неподалеку; в столице Грузии — Тифлисе. Теперь можно видеть в музее истертую им жалкую табуретку, стянутую веревкой. Это был бедный, малообразованный, честный хороший человек. Он отдал Иосифа в горийскую школу (домик под деревьями, похожий на ферму), а потом и в тифлисскую семинарию, — то есть сделал для сына действительно все, что только мог сделать при своих средствах.

Дальше: «В революционное движение я вступил с 15-летнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе».

Иосиф Виссарионович вглядывался в окружающий мир. Среди людей есть большинство, признающее установленную власть; оно молчит и идет, куда ему велят. Это — та самая толпа, о которой говорит Тацит; он же прибавляет, что именно благодаря таким бессловесным гражданам и «можно делать все, что угодно». Но есть и другие люди, — незначительное меньшинство, которое возражает и не соглашается.

Итак, юноша всматривался и слушал.

Грузия, вместе с Арменией и Азербайджаном, составляет Закавказье или Южную часть Кавказа, расположенного между Черным и Каспийским морями. После очень долгой и очень героической самостоятельной истории Грузия (последний форпост христианства перед лицом мусульманской Турции) потеряла независимость и в начале XIX века оказалась одной из окраин Российской империи. Царский Петербург всячески стремился лишить страну национальных особенностей, русифицировать ее; так он поступал со всеми разбросанными частями своего огромного имперского агломерата, — такова вообще традиционная политика всех великих держав по отношению к колониям и аннексированным областям. Сначала метрополия проглатывает страну, а затем пытается переварить, ассимилировать ее, пользуясь для этого всеми средствами насилия, жестокостями и преследованиями. (В русской части империи царь довольствовался тем, что целиком лишал ее свободы и какого бы то ни было просвещения). Управлять другими национальностями, как, например, грузинами, для царя означало — угнетать их. Можно сказать, что в те времена кавказские народности пользовались только одним правом — правом быть судимыми. Они имели лишь одну свободу — свободу стонать, да и то только по-русски. При таком порядке вещей — в колонии, попросту прицепленной к территории господствующей русской национальности, естественно возникало националистическое движение с конечной целью освобождения Грузии. Вопрос осложнялся тем, что не только в Закавказье, но и в самой Грузии жило очень много разных народов. Тут были и грузины, и армяне, и тюрки, и евреи, и курды, и несколько десятков других национальностей — и вся эта пестрая масса одинаково угнетаемых царских подданных жила в постоянных раздорах. При первой же возможности эти народы набросились бы не только на своего петербургского тюремщика, но — при том с еще большей яростью — и друг на друга.

Помимо старого сепаратизма, оформлявшегося в довольно сильную партию «федералистов», существовало и социалистическое движение.

Все волны великого освободительного движения, какие только проходили по России, довольно скоро получили свое отражение и на Кавказе.

После позорного провала Крымской кампании 1856 года (война всегда вспахивает народ до самых глубин) началось движение против царизма, задержавшего Россию в своеобразном состоянии привилегированного варварства, которое резко отличало ее от Западной Европы. Благонамеренная либеральная буржуазия набожно взирала на свет с Запада.