Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.) - Алексей Александрович Гольденвейзер
Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.) читать книгу онлайн
Воспоминания видного киевского юриста А.А.Гольденвейзера о жизни в Киеве в 1917—1920 годах являются одним из важнейших источников по истории Украинской революции на Украине. Частично они были опубликованы в сборнике "Революция на Украине по мемуарам белых" (С.А.Алексеев, сост., Госиздат, Москва — Ленинград, 1930, репринтное воспроизведение: Изд-во полит.лит. Украины, Киев, 1990). На этот раз вниманию читателя предлагается полный текст воспоминаний, опубликованных в издававшемся И.В.Гессеном «Архиве русской революции» (текст датирован апрелем 1922 года), в том числе, главы, не включенные в советский сборник 1930 года: Глава IV "Большевики (февраль—август 1919 года), Глава V "Добровольцы (сентябрь—ноябрь 1919 года)", Глава VI "Большевики и поляки (декабрь 1919—июнь 1920)", Глава VII "Снова большевики (июль 1920—июль 1921)".
В качестве приложения в издание также включена не издававшаяся в СССР заключительная часть воспоминаний "Бегство" ("Архив русской революции", изд. И.В.Гессен, том XII, Берлин, 1923), описывающая побег автора и его жены из Киева в Германию в 1921 году.
Об авторе:
Алексей Александрович Гольденвейзер (1890—1979) — российский юрист, писатель и издатель, деятель русской эмиграции. Родился в семье известного киевского адвоката Александра Соломоновича Гольденвейзера (1855—1915). Его старшие братья, — Александр Александрович (1880—1940) и Эммануил Александрович (1883—1953), — совсем молодыми, в 1900 и 1902 году соответственно, эмигрировали в США и оба сделали там блестящую карьеру: первый стал видным антропологом, одним из крупнейших специалистов по истории древних культур Америки, второй возглавлял исследовательский отдел Федеральной резервной системы, был одним из разработчиков положений о Международном валютном фонде и Всемирном банке.
Алексей был единственным из сыновей А.С.Гольденвейзера, кто пошел по стопам отца. Юриспруденцию он изучал в Киевском, Гейдельбергском и Берлинском университетах. Будучи студентом, дважды арестовывался, по данным Охранного отделения, принадлежал к студенческой фракции партии-социалистов-революционеров.
Уже работая адвокатом, Гольденвейзер-младший принимал деятельное участие в еврейской общественной жизни в Киеве: в 1917 был секретарем Совета объединенных еврейских организаций города Киева, одним из организаторов в Киеве еврейского демократического союза «Единение», делегатом Всероссийской еврейской конференции в Петрограде в июле 1917. В апреле 1918 недолгое время был членом украинской Центральной Рады (Малая рада, апрель 1918).
После прихода в Киев большевиков, упразднивших адвокатуру, не имея возможности заниматься адвокатской деятельностью, читал лекции в Институте народного хозяйства и Академии нравственных наук. 28.07.1921 вместе с женой, Е.Л.Гинзбург, тайно бежал из Киева и через Польшу уехал в Германию.
Прожил в Берлине около шестнадцати лет. Получить в Германии работу по специальности было нелегко, особенно учитывая переизбыток среди эмигрантов людей «интеллигентных профессий», в том числе юристов. Однако несомненные преимущества молодого адвоката перед многими коллегами, — знание немецкого языка и образование, частично полученное в германских университетах, — помогли ему обзавестись достаточно широкой практикой. Принимая активное участие в деятельности различных общественных организаций, А.А.Гольденвейзер со временем стал одной из ключевых фигур русско-еврейской эмиграции в Берлине.
В декабре 1937 семья Гольденвейзеров была вынуждена уехать из нацистской Германии в Америку. По прибытии в США они обосновались в Вашингтоне, а с 1938 жили в Нью-Йорке. Несмотря на трудности в процессе адаптации к американским условиям, А.А.Гольденвейзер смог интегрироваться и в эту, новую для него, жизнь.
В годы Второй мировой войны помогал евреям из оккупированной Европы эмигрировать в США, тем не менее, не смог спасти двух своих родных сестер, которые в 1943 были арестованы нацистами в Ницце и депортированы в Польшу. В 1950-е годы защищал в юридических инстанциях интересы граждан, предъявлявших претензии к немецкому правительству. Публиковался в американском ежеквартальнике «The Russian Review». Соавтор двухтомной «Книги о русском еврействе» (1960, 1968).
Скончался 4 сентября 1979 года в Нью-Йорке в возрасте 89 лет.
(При подготовке данной аннотации использованы материалы книги О.В.Будницкого «Русско-еврейский Берлин (1920—1941)»).
В первые дни революции эти чувства были всеобщими.
Были, вероятно, сожалеющие о старом режиме, были, может быть, и встревоженные за свою собственность, но они терялись в общей массе. Разумеется, эта масса радующихся и торжествующих не была однородна. С первых же дней можно было провести демаркационную черту между сторонниками «углубления революции» и более умеренными элементами. Это отразилось прежде всего на различном отношении отдельных групп к актам отречения Николая II и Михаила Александровича. Отречение Николая было, впрочем, встречено всеми как что-то естественное и неизбежное. Но еще до 3 марта население Киева ознакомилось с речью Милюкова, в которой он говорил о регентстве, и многие ждали именно такого выхода из положения. Личность Михаила Александровича внушала доверие; он слыл англоманом, и многих вполне удовлетворяла перспектива иметь его в качестве «царствующего, но не управляющего» монарха. Опасались, как бы переход к совершенно новой власти не был воспринят широкими массами, как переход к безвластию; и думали, что сохранение в этот момент монархии способствует развитию у народа чувства преемственности власти и поможет предотвратить анархию. Поэтому, повторяю, к отречению Великого Князя отнеслись различно; не все в эти первые дни радовались этому отречению.
Нельзя, однако, не признать, что в этом вопросе умеренные были в ничтожном меньшинстве и что правы оказались те, которые говорили: «вот вы увидите — в России через две недели не будет больше монархистов» …
Второй вопрос, в оценке которого разошлись мнения «углубителей»[3] и умеренных, это был состав Временного правительства. Против большинства назначений, впрочем, ничего нельзя было возразить. Несколько удивлял Некрасов в качестве министра путей сообщения: мы тогда еще не привыкли к парламентаризму и к замещению технических постов профанами; никто не ожидал увидеть Терещенко министром финансов. Но наибольшей неожиданностью было, несомненно, назначение Керенского. Никто не сомневался в том, что министром юстиции будет В.А.Маклаков. И замене его Керенским радовались тогда только самые ярые «углубители». Впрочем, быстро возраставшая популярность Керенского, его пламенные речи и роль, которую он, как затем выяснилось, сыграл в событиях, скоро примирили всех с передачей такому молодому и экспансивному депутату поста Генерал-прокурора Российской державы.
Так, в приподнятом, радостном настроении и при почти полном единстве мыслей и чувств провел Киев медовый месяц революции. Свое внешнее выражение этот подъем и это торжество получили в организованном 16 марта «Празднике революции». В этот день грандиозные шествия войск и граждан проходили по главным улицам, с красными знаменами, под звуки «Марсельезы». С думского балкона, памятного киевлянам с 18 октября 1905 года, произносились приветственные речи. Весь город был на улице, у окон, на балконах. Это было настоящее всенародное торжество…
Как организовалась в Киеве первая революционная власть? Организационным центром оказалась Городская Дума, — впрочем, в большей мере думское здание[4], чем личный состав городской управы или гласных. Октябристское большинство Думы, политически бесцветную управу и городского голову Ф.С.Бурчака тотчас же перегнали и обошли события. Но в залах Думы стали собираться представители организаций и партий, к которым перешла власть, и из числа гласных были взяты лица, ставшие во главе ее. Это отчасти придало организации новой власти такой характер, как будто она исходит от Городской Думы.
В образовавшемся органе были представлены все существовавшие в Киеве общественные, культурные, просветительные и национальные организации, а также представители возникших сейчас же Советов рабочих и военных депутатов. Это импровизированное представительство организованной киевской общественности вылилось в «Совет объединенных общественных организаций города Киева». Однако этот орган сейчас же оказался слишком громоздким, и из его состава был выделен «Исполнительный комитет», к которому фактически и перешла вся власть. В первый состав Исполнительного комитета вошли представители Городской Думы (Н.Ф.Страдомский, Д.Н.Григорович-Барский), Земского союза (С.П.Шликевич), Городского союза (барон Ф.Р.Штейнгель), Военно-промышленного комитета (проф. Ю.Н.Вагнер), украинских организаций (А.В.Никовский), еврейских организаций (И.Фрумин), рабочих (П.И.Незлобин, А.В.Доротов), военных (офицер Карум, солдат Зайцев) и др. Этот «Исполнительный комитет» (никто тогда не чувствовал потребности сокращать это наименование в «Исполком») и стал в первые полгода революции представителем власти Временного правительства в городе Киеве[5].
Я ближе познакомился с этим учреждением, когда (в конце апреля) вступил в число его членов. В первые же два месяца революции моя общественная работа ограничивалась участием в еврейских национальных организациях. К ним-то и относятся поэтому мои первые наблюдения и воспоминания.
Киевская еврейская общественность была впервые поставлена в необходимость реагировать на происходящие события, когда, в первые же дни после революции, перед нею стал вопрос о представительстве еврейства в органах новой власти. Уже в самых первых числах марта было созвано соединенное заседание упомянутых выше двух еврейских организаций — Комиссии общих дел и КОПЕ. Я присутствовал на этом заседании в качестве секретаря Комиссии общих дел. Настроение было довольно растерянное.
После долгих споров было решено созвать на 5 марта большое собрание из представителей всех существующих в городе Киеве еврейских общественных организаций. На этом собрании предполагалось избрать делегатов в «Совет объединенных общественных организаций города Киева» и его «Исполнительный комитет», а также создать временный орган, который являлся бы национально-политическим представительством киевского еврейства.
5 марта это собрание состоялось в самом большом концертном зале города (в Купеческом клубе). Зрелище было довольно импозантное, чувствовалось веяние духа новых времен. В городе, откуда евреев постоянно выселяли, куда им разрешалось приезжать только «для лечения минеральными водами» и «для воспитания детей», где еще свежо было воспоминание о деле Бейлиса, — в этом городе, впервые за его тысячелетнюю историю, состоялось открытое и гласное собрание представителей еврейства. И открывая его, председательствовавший С.Л.Франкфурт в приличествующей случаю торжественной форме приветствовал «первое свободное собрание евреев — свободных граждан».
После продолжительных прений, которые уже не всецело оказались на соответственной моменту высоте, были произведены выборы пяти еврейских представителей в «Совет объединённых общественных организаций» и десяти членов организационной комиссии, которой было поручено провести выборы в еврейский представительный орган[6].
Часов в пять утра, взволнованные и уставшие, возвращались мы из Купеческого собрания. Шел густой снег. «Природа не благоприятствует русской революции, — сказал д-р
