Просроченный долг - Йожеф Лендел

Наконец, в 1971 году, после долгих проволочек и отступлений, он был издан «на правах рукописи» (кстати, я получил от «Кошута» обычный гонорар).

Представляется, что тем самым компетентные лица предотвратили желание распространять его в рукописи (или, вероятно, таково было их намерение). Это была достаточно гибкая мера для компенсации успехов самиздата в других странах.

Но перепрыгнуть через собственную тень они не смогли. Вместо нормального издания решились на закрытое, «на правах рукописи». Как в народной сказке. Поезжай к королю — и не поезжай. На это умная девица садится на лошадь лицом назад. Отнеси подарок — и не относи. Тогда умная девица приносит птицу между двумя тарелками, открыла тарелки — птичка улетела, и т. д. и т. п.

Кроме того, — это уже по глупости издательства «Кошут» — они не поставили на книге знак «копирайта», поэтому кто угодно может ее издавать, переводить. (Судя по статье в «Вашингтон пост», это уже начинается или началось.)

Мне остается одно — пассивно наблюдать.

18 сентября 1972 г.

Питер Оуэн прислал копию своего письма Агентству защиты Авторских прав от 13 сент., в котором сообщает, что, пользуясь своим правом опции и ввиду отсутствия копирайта, намерен издать «Лицом к лицу» и, как в случае моих предыдущих книг, выплатит аванс и гонорар. Это логичное и порядочное заявление — fait accompli (Свершившийся факт (фр.).) — против которого я ничего не имею против, да и не могу иметь.

Оуэн в своем письме указал также, что он сделает корректное, без искажений и купюр издание. Прекрасно!

19 сентября 1972 г.

Уже пришла телеграмма, что Дёрдь Кардош и Чаба Шик 22-го хотят сюда приехать. В оплаченной ответной телеграмме я позвал их на понедельник, 25-е. Они тянули годами, а я затягиваю дело только на несколько дней. Но мой ответ готов: издание Оуэн просит не у меня, а у Агентства. Пусть они и разбираются. В особенности потому, что (как я знаю из присланной мне фотокопии) Вера Ач уже написала, что я не хочу издавать «Лицом к лицу». А я не давал им такой прерогативы, и Защита? (Лишение!) прав даже не сообщила мне о содержании своего письма.

Может быть, я должен теперь собственноручно подтвердить письмо Веры Ач? Об этом не может быть и речи! Я рад, что издадут «Лицом к лицу». Печально, что я не могу разрешить. Я только не буду запрещать.

Издание возможно, потому что издательство «Кошут» по небрежности — а скорее, намеренно — не поставило на книге копирайта. Так возникла ситуация, что издать книгу пиратским изданием может кто угодно. Даже если Агентство договорится с Оуэном, незащищенную книгу могут выпустить другие.

Я не знаю, поймут ли, захотят ли это понять Кардош со спутником и те, по поручению которых они хотят ко мне приехать?

Конечно, д-р Иштван Тимар, чей главный шедевр — выбитое из Ласло Райка признание, теперь хотел бы получить от меня бумагу, что я не хочу издания. Не дождется! И я не поддамся на то, на что поддался Райк: «Это сейчас очень важно Партии». Потому что это не важно. Только угодливым прислужникам (не тем, кто служит интересам партии) важно — возможно.

Хорошо будет, если я ошибаюсь, и Кардош с Шиком едут сюда совсем по другой причине. Однако эту надежду делает маловероятной и дата, к которой приурочен их приезд. А я приурочиваю, когда тяну время…

23 сентября 1972 г.

Что отрицать, меня волнует приезд Кардоша, вернее нервирует. Если они, действительно, приезжают, чтобы заставить меня врать единственному издательству, которое корректно и дружественно, — то какое же у них представление о корректности, о самих себе и, не в последнюю очередь, обо мне. Может, я должен выгородить Веру Ач, которая написала Оуэну прямо противоположное тому, что я написал им: я хотел бы, чтобы мою книгу издали. И д-р Иштван Тимар, верный своей прежней репутации, написал гнуснейшую ложь — которую Оуэн, разумеется, сразу же разгадал. Конечно, здесь Иштвану Тимару будет потруднее, чем тогда, когда он манипулировал процессом Райка.

Они отравляют и сокращают мою жизнь — меня утешает и придает силы, что уже не много осталось. Они не думают о том, что рушат не стоящую на взлете карьеру? Теперь я понимаю, что самыми лучшими воинами были римские ветераны, которых ставили в первый ряд в самую трудную минуту: они уже не боялись смерти.

24 сентября 1972 г.

Накануне приезда Кардоша.

Я всё еще недостаточно отчужден. Я всё еще хочу жить, хотя мне 77 лет, возраст двух смертельных кос. Вот так… Мир хорош. Дубы и колодезный желоб под источником. А над пещеркой источника громадная груша. Виноградные лозы — в которых пусть для меня уже нет песен, да и мечтаний (В годы московской эмиграции Лендел написал новеллу «Виноград, песни, мечты», в которой выразил свою тоску по родине.), но всё же.

А что же тогда означает «Нет!», которое я уже столько раз высказал?

25 сентября 1972 г.

Здесь были Кардош, Чаба Шик, Ильдико Матолчи и шофёр.

У меня мания преследования, и я фантазирую. Кардош всего лишь хотел узнать, остаюсь ли я по-прежнему при изложенном в письме к О. в мае мнении, в котором прошу не издавать мою книгу в течение года. Сказал, что подтверждаю.

По мнению Кардоша, Оуэн уже перевел книгу и даже уже передал в типографию. Я так не думаю.

Я сказал Кардошу, что то, что нет копирайта, — серьезная ошибка, которую, с точки зрения государства, можно считать намеренной. То есть за ошибку нужно спрашивать с «Кошута».

Кардош полагает, что если будет процесс, то исход его сомнителен, потому что опция — это еще не право. Но Оуэну процесс так или иначе принесет пользу, потому что это огромная реклама.

Это правда. От меня не хотят ничего, кроме того, чтобы я не взял обратно то, что однажды написал. Это, конечно, не помешает Оуэну. Он поступит так, как сочтет нужным.

Я схожу с ума? Я изрядно переволновался за эти дни. Но всё идет своим путем, и меня никто не шантажирует…

4 октября 1972 г.

Я слаб. То, что было важно, я или написал, или уже не напишу. И я не вижу смысла делать усилия, заставлять себя, так не будут написаны «Последние дни Баницы». Писать о делах 56-го года — выше моих нынешних сил. 8-10 лет тому назад, сразу после того, как я написал «Лицом к лицу», я, возможно, написал бы. Но тогда