Возвращение на Большой Каретный - Анатолий Борисович Утевский

«Ну, как лечение?» — однажды спросил он. «Да ну их к шуту, хватит истязаться». На следующий день Володя примчался, буквально силой стащил меня с дивана, сунул в машину и проводил до кабинета. А потом, заботливо поддерживая и нашептывая какие-то дурацкие шутки, привез домой. И так каждый день до окончания лечения он находил для меня полчаса в своем перегруженном делами дне и не считал это для себя обузой.

…Я уезжал с Большого Каретного в 1961 году. И вот почему. Отец в то время был уже пожилым человеком и жить в старом доме на пятом этаже без лифта ему было трудно; он ещё мог работать, а не запирать себя в четырёх стенах. В общем, написал он письмо Хрущёву — попросил выделить квартиру, пусть и меньшей плошали, но в доме с лифтом. Как ни странно, ответ пришёл довольно скоро — квартиру дали, и надо было переезжать. Что делать? Отец на даче, да и не помощник он. Предвидя возможность срочного переезда, отец оставил мне для этой цели весьма приличную сумму. Конечно же, мы с Володей решили использовать её более целесообразно. Володя Высоцкий, Володя Меклер и я стали упаковывать вещи. Пока снесли на улицу мебель, ящики и картонки, порядком намучились — дом старый, лестница узкая… Сноровки в таких делах у нас не было, но мы нашли оригинальный выход. Книги стали связывать в пачки и спускать с пятого этажа на верёвках. Но вскоре нам и это занятие надоело, так как книг было очень много. Словом, связки книг полетели из окна вниз. Дело было довольно рискованное, но, к счастью, всё обошлось. Переезд состоялся.

А однажды, осенью 1964 года, по дороге на дачу к Кочарянам, вместе с Олегом Савосиным и сестрой Артура Макарова Эммой мы попали в автокатастрофу. К счастью, они не пострадали, а для меня последствия были ужасные. Пришёл в себя на третьи сутки — рядом сидит Высоцкий. Оказалось, что в этот день он подменял сиделку. А потом, когда я стал поправляться и врачи отменили ко мне постоянный пропуск, Володя, раздобыв белый халат, к восторгу всех присутствующих появлялся в неурочные часы. Врачи, сёстры, санитарки смотрели на его посещения, как говорится, сквозь пальцы. Выходя из палаты, он читал медперсоналу стихи. А те ахали от восторга! Как я потом узнал, в отделении меня называли не иначе, как «больной, к которому Высоцкий ездит». Вот так!

Врачи посоветовали провести лето в умеренном климате. И тут очень кстати пришлось приглашение Володи приехать в Айс-Крауксле, недалеко от Риги, где он снимался тогда в какой-то картине. Не помню название картины и роль моего друга, но перспектива провести отдых с друзьями пришлась по душе. Володя встретил меня на станции Даугавпилс и, как он выразился, осторожно отвёз на место съёмок. Жили мы в лесу, в палатке. Дышали чистым воздухом, настоянном на аромате сосен, собирали грибы (а было их там множество). И обычно нажаривали себе огромную сковородку. Но вскоре лесной отдых наскучил, и я уехал к приятелю в Юрмалу. Володя часто меня навещал, а потом, после съёмок, совсем перебрался ко мне.

И как-то мы решили сходить в «Лидо» — фешенебельный ресторан с варьете и, как нам говорили, великолепной кухней. И вот однажды вечером, когда было нечего делать, мы вчетвером (я, Володя и два моих приятеля) пришли заранее, взяли входные билеты и, предвкушая удовольствие, гурьбой двинулись в зал. Но нас не пустили. Строгий и величавый мэтр нам вежливо заметил: одеты вы, мол, не по форме. И действительно, в тот тёплый вечер мы были без галстуков и пиджаков. Володя — в джинсах, а остальные — кто в чём. В общем, нас деликатно выставили. Стоим у входа, курим, а мимо нас проходят ухоженные, элегантно одетые люди в вечерних туалетах: дамы в декольтированных платьях, мужчины в костюмах, с прекрасно повязанными галстуками-бабочка, крепко посаженными на вырезе воротника. Что делать? Возвращаться домой неохота, да и галстуков в наших чемоданах не было. И тут Володя, подмигнув, достал из кармана рубашки роскошные очки от солнца, нацепил их на нос и скороговоркой произнес что-то на великолепном английском языке. «А ты переводи», — шепнул он и повел к входу. Навстречу заскользил в чёрной паре местный страж порядка. Володя — мимо него. Тот начал объяснять: мол, не так одеты. И снова Володя зацедил сквозь зубы какую-то длинную и явно непереводимую фразу. А потом уставился на приятеля, который стал объяснять, что наш гость извиняется за отсутствие столь важной детали костюма, каковой является галстук, просит разрешить посетить, в порядке исключения, столь известный ресторан. Администратор выразил на лице удовольствие и готовность помочь, буквально подхватил Володю под руки и повел к столику. Мы — следом. Словом, Володя великолепно сыграл свою роль. Помогло и пресловутое преклонение перед всем заграничным, открывающее любые двери. Дома мы долго смеялись над тем, как Володя изображал угодливого администратора. На следующий день я не утерпел и спросил Володю: «Что ты ему такое говорил, ведь английского не знаешь?..» — «А я откуда знаю, что говорил? Побывал в «Лидо» и будь доволен!..» Об иностранных языках скажу отдельно. В школе мы учили французский, в университете у меня тоже был французский. К своему стыду, я так и не выучил его. Да и Володя относился к иностранному языку с прохладцей. Это уже потом, когда судьба привела его во Францию и появилась возможность ездить по миру, общаться, он, к моему удивлению, довольно быстро освоил разговорную речь и мог объясняться. Его восприимчивость к произношению, фонетическим особенностям чужой речи помогала в создании образов. Очевидно, и здесь проявились его музыкальность, тонкий слух. Услышав какую-то, на его взгляд, интересную интонацию, он напоминал гончую — напрягался, будто внюхивался, а потом выдавал со всякими словечками, оборотами.

В одном из писем к Людмиле Абрамовой Володя пишет о периоде, когда мы были в Прибалтике: «У нас такие новости. Были мы все в гостях у Толи в Дзинтари. Он — со своей знакомой, с которой у него был роман, когда он лежал в больнице: она его посещала и подолгу была милосердной сестрой, а потом вывезла на взморье, ей 24 года, она не Толиного возраста. Может, женится, наконец. Она переводчица, только что была в арабских странах и навезла кучу тряпья и только о нём разговаривает, — это довольно противно. А потом Толя приехал с ней к нам. Ходили мы за грибами, их здесь куча, ели их у