Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

буду повторять, что лучшим памятником Ленину будут наши дела. А превращать его в мумию, поклоняться ему, как фараону или какому-нибудь Сереже Радонежскому, мощам… Протестую!

– Товарищ Троцкий, мы уважаем ваше мнение, – весь пылая гневом, поднялся Сталин. – Но вы отдыхали в Сухуми и не могли видеть январские дни, когда проходило настоящее паломничество к гробу товарища Ленина. Шли не сотни, не тысячи, а сотни тысяч трудящихся. Мы получили такое количество писем от граждан страны с требованием сохранить тело и видеть его, что… Через некоторое время вы увидите паломничество миллионов рабочих и крестьян к усыпальнице нашего вождя. Если, конечно, не уедете снова отдыхать.

По залу заседаний пробежал ехидный смешок, а Троцкий продолжал гнуть свое:

– Семинарист Джугашвили, когда из вас выветрятся все эти понятия? Паломничество! Может, еще скажете: паломничество к святым мощам преподобного Владимира Ленина?

Смешком поддержали и слова Троцкого, но Сталин не смутился:

– Можете не сомневаться в том, что за миллионами потянутся десятки и сотни миллионов со всех концов земного шара. Они захотят засвидетельствовать, что Ленин являлся вождем не только русского пролетариата, но и всего человечества, освобождающегося от цепей рабства.

Н. М. Рябов. Проект мавзолея Ленина

28 декабря 1925

[РГАСПИ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 147. Л. 51]

– Но мы не будем продолжать дискуссию о том, надо или не надо воздвигать мавзолей, – сказал Дзержинский. – Всесоюзный съезд советов принял постановление о том, что мавзолею быть. И лишь единицы, такие, как вы и Каменев…

– Я изменил свое мнение! – поспешил воскликнуть Каменев.

– Тем более, – усмехнулся Сталин.

– Передаю слово управляющему делами Совнаркома товарищу Горбунову, – распорядился Зиновьев.

Всеобщему вниманию предстал человек лет тридцати, но уже лысеющий, в круглых очках, немного смешной, он все время совершал движение губами так, будто желал поцеловать кого-то незримого. Тик, вероятно.

– Это тот, который орден? – усмехнулся Шехтель.

– Он самый, – кивнул Щусев.

Горбунов доблестно сражался в годы Гражданской, заслужил орден Красного Знамени, одновременно являлся и личным секретарем Ленина, и председателем коллегии научно-технического отдела Высшего совета народного хозяйства. Везде успевал. Вот и сейчас он совмещал обязанности управляющего делами Совнаркома с должностью ректора Московского высшего технического училища, бывшего Императорского.

А с орденом случилось то, что он подарил его Ленину. Подойдя к гробу, сорвал с себя и положил на грудь покойному. Ведь у Владимира Ильича не имелось ни одной хоть какой-нибудь награды! И до сих пор орден Красного Знамени, принадлежавший Горбунову, так и лежал в гробу у вождя мирового пролетариата.

Управделами подробно рассказал о том, как прошел конкурс на лучший проект мавзолея. Комиссия рассматривала проекты инкогнито, не зная, кому принадлежит тот или иной, и лишь догадываясь по манере исполнения, что было отнюдь не трудно.

Каких только предложений не поступило! И гигантский зиккурат, точная копия месопотамского в Уре. И многоступенчатая башня выше всех кремлевских. И высоченный обелиск с фигурой Ленина, с двух сторон зажатой каменными глыбами, словно он их раздвигает могучими плечами. И некое невообразимое нагромождение из кубов, шаров, октаэдров и тетраэдров. И грандиозный дворец с точными копиями всех кремлевских башен, словно чудовищный исполин двумя руками сжал Кремль до миниатюры в масштабе один к десяти. И огромная статуя Ленина с усыпальницей внутри головы. И широкая плоская плита с огненным бассейном посредине. И высокая башня с вращающимся земным шаром на вершине, а саркофаг, разумеется, таится внутри этого гигантского глобуса.

Даже издалека поглядывая на эскизы, демонстрируемые Горбуновым, Алексей Викторович без труда распознавал, кому какой принадлежит.

Иные казались настолько нелепыми и смешными, что по залу звучал откровенный смех.

– Вот этот особенно хорош, – засмеялся Шехтель, и даже румянец заиграл на его серых щеках, когда показали нечто эксцентрическое из множества геометрических фигур, на вершинах которых во множестве разгуливали статуи, размахивающие руками.

– Будто пьяные забрались и шляются, – поддержал его Щусев.

Показывая каждый эскиз, Горбунов вежливо пояснял, по каким причинам его отбраковала комиссия. В основном все сводилось к финансовой невозможности осуществить столь грандиозные проекты или к несочетаемости с общим архитектурным ансамблем Кремля и Красной площади.

– Да что вы прицепились к этому Кремлю! – воскликнул, протирая пенсне, Ярославский, волосы дыбом, самодовольный. – Будут деньги, мы его к чертовой матери снесем. Эту рухлядь позорных времен!

– Кто таков? – спросил Шехтель.

Ф. Я. Вебер. Проект мавзолея Ленина

Не позднее 12 апреля 1926

[РГАСПИ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 139. Л. 16]

– Губельман Миней Израилевич, он же Емельян Ярославский, – ответил Щусев. – Из Центральной контрольной комиссии. Поклонник Корбюзье. Воскресил идею Баженова о сносе Кремля и пытается провести ее в жизнь.

– Я поддерживаю Емельяна Михайловича, – сказал Шестаков.

– Сядьте, товарищи, – поморщился Зиновьев. – Денег на снос Кремля мы не сможем выделить лет двадцать.

– А к тому времени, – добавил Сталин, – сама эта бредовая идея выветрится из ваших буйных голов.

– Я считаю, – продолжил Зиновьев, – что мавзолей должен являться и усыпальницей, и памятником, и трибуной для выступлений перед народом. А большинство проектов этим требованиям не соответствуют. Продолжайте, Николай Петрович.

– В итоге, – возобновил речь Горбунов, – из множества проектов комиссия выбрала только два. Которые принадлежат академикам архитектуры Шехтелю и Щусеву.

– Которых я почему-то не вижу среди тут, – озираясь по сторонам, зло засмеялся Троцкий.

– Потому что они у вас за спиной сидят, – сказал Каменев и покатился своим рассыпчатым женским смехом.

– Ах, вот они, голубчики! – вскочил Троцкий и повернулся к обоим столь решительно, что оба чуть не встали со стульев. – Наше вам с кисточкой! Два представителя Императорской академии, оба обслуживали эксплуататорские классы, за что и получили звания академиков. Вот вы, Шехтель, понастроили для буржуазии сотни особняков да усадеб. Особняк Саввы Морозова ваш? Ваш. Особняк Рябушинского ваш? Ваш. И таких подобострастных построек сотни.

– И все шедевры! – грозно произнес Алексей Викторович. – Еще Ярославский вокзал припомните.

– Погодите, Щусев, до вас доберемся, – зыркнул в его сторону пламенный Лев Давидович. – Шехтель, мы ваш Исторический музей снесем обязательно. Он – выражение всей унылости дореволюционной России.

– Да позвольте, – возмутился Федор Осипович. – Вы меня с Шервудом перепутали. Мой проект Исторического музея был отклонен. На Красной площади Шервуд стоит.

– Шехтель, Шмехтель, Шервуд, одни немцы, – продолжал гневаться Троцкий. – Вся царская семья состояла из немцев и немцев же проталкивала впереди всех. Вы ведь не Федор Осипович, насколько мне известно, а какой-то там Франц-Фердинанд.

– Франц-Альберт, – усмехнулся Шехтель. – Однако позвольте, насколько мне известно, и вы не Лев Давидович.

– Да, не Лев, но Давидович, – признал Троцкий и рассмеялся. – А вы, господин Франц-Альберт, что