Дочь Муссолини. Самая опасная женщина в Европе - Кэролайн Мурхед

постели больного, тщательно отслеживающего пульс и сердцебиение. Пациентом его была Италия.

В контроле за немногими остающимися в Италии свободами Боккини был не одинок. В армии была создана информационная служба, координирующая свою работу с аналогичными службами на флоте и в авиации. В каждой из них были подразделения контрразведки и цензуры. Милиция национальной безопасности в каждой провинции назначила своих следователей. Да и сам Муссолини, не доверявший никому, в том числе Боккини, создал собственное информбюро для предотвращения «вражеских нападений». В Риме тем временем за прослушивание и транскрипцию телефонных разговоров засели стенографисты, число которых, равно как их квалификация и знание иностранных языков, стремительно росло. Записанные разговоры оказывались на столе Боккини вместе с отчетами агентов, откомандированных на почтовые поезда для вскрытия на пару или прочтения с помощью кварцевых ламп и ультрафиолетовых лучей подозрительно выглядящих писем.

В помощь этой огромной армии полиции в ноябре 1926 года Большой фашистский совет принял новые «специальные» законы. Они подразумевали аннулирование всех паспортов, введение смертной казни за покушение на жизнь членов королевской семьи или главы государства и запрет всех политических партий. Диссиденты Авентино были изгнаны из парламента. Пресса утратила даже немногие остававшиеся у нее свободы. В каждой провинции была создана новая комиссия, состоящая из префекта, государственного прокурора, глав полиции, карабинеров и милиции. Комиссии эти быстро прославились своим чрезмерным усердием, коррупцией и мстительностью. Италия была уже не просто диктатура, она стала крепостью.

Ракеле еще ни разу не была в Риме – намеченный было ранее визит пришлось отложить, когда у Муссолини разыгралась язва, и его окружение опасалось, что ее приезд будет истолкован как ухудшение его состояния и спровоцирует панику. Оказавшись впервые на Виа Рассела на Рождество, Ракеле приготовила свой традиционный праздничный стол – пасту каппеллетти с курицей и жареным картофелем и домашний торт. Витторио, которому тогда было десять лет, позднее вспоминал, что отец был к семье невероятно мил, щедро давал детям деньги, как бы пытаясь возместить месяцы своего отсутствия. Ракеле мгновенно невзлюбила экономку Чезиру, которая ей показалась беспардонной и получившей слишком большую власть над Муссолини. И она непреклонно отвергала подобострастные приглашения, посыпавшиеся на нее от римского света. Муссолини постоянно получал самого разного рода подарки, среди которых однажды оказался котенок пумы. Обожавший котов Муссолини принес зверька домой и привязал его к ножке рояля. Шестнадцатилетней Эдде Рим казался миром неограниченных возможностей.

К моменту возвращения семьи в Рим – Ракеле пришла к выводу, что «быть важным не так уж и здорово» – выяснилось, что Ракеле беременна. «И тебе не стыдно, в твоем возрасте?» – прокомментировала новость, услышав ее, Эдда. Муссолини говорил, что хотел бы иметь ребенка giorni belli, то есть «прекрасных дней» процветания и успеха, в отличие от сопровождавшей рождение Эдды нищеты. Он был уверен, что родится сын и хотел, чтобы он родился на вилле Карпена, став таким образом подлинным урожденным романьольцем. Так и случилось – в сентябре 1927 года на вилле Карпена родился мальчик. На этот раз Муссолини успел к родам, примчавшись сюда из Рима за рулем своей «Альфа Ромео».

Новорожденный невероятно походил на отца: такие же круглые глаза, такой же пронзительный взгляд и такой же выпирающий подбородок. Цветы, детская одежда, разнообразные подарки прибывали со всей Италии, некоторые из них даже сбрасывали во двор виллы с самолетов. Эдда, привыкшая всем раздавать прозвища, назвала младенца Тампуссино. У ворот виллы местные детишки распевали хвалебные гимны. Поздравление пришло также и от короля с королевой. В честь рождения сына Муссолини получил от благодарного местного муниципалитета целый замок – средневековую крепость Рокко делле Каминате. Стоял он на горе над Предаппио, и с ее зубчатой крепостной стены была видна Адриатика. В ту ночь в честь торжества впервые загорелся вращающийся маяк крепости, свет которого был виден на расстоянии 60 километров.

Глава 4. Щупальца осьминога

Эдда росла. Постоянно преследовавшие семью журналисты говорили о ее изяществе и обаянии. На самом деле она была нескладной, колючей и задиристой. Обладала прекрасной памятью и имела привычку карикатурно выпячивать свои слабости и недостатки, пряча умения и достоинства, как бы стыдясь их. Сестра Муссолини Эдвидже называла ее «буйной феей». Эдда легко вспыхивала и заливалась краской. Интересы ее быстро менялись, и она прикидывалась больной, чтобы избежать экзаменов. Она научилась скрывать мысли и чувства, как будто их и вовсе не было. Что и неудивительно, проявления тепла и сентиментальности не были по нраву ни Ракеле, ни Муссолини. Слишком резкая и напористая, чтобы ее можно было назвать красивой, Эдда тем не менее была безусловно привлекательна, глядя на людей таким же пристальным, как и у отца, взглядом, придававшим ей, по словам одного журналиста, вид одновременно «меланхоличный и демонический», и без которого она могла бы сойти либо за «английскую аристократку, либо за немецкую принцессу». Эдда была, как писал тот же журналист, spavalda, то есть «надменной», «вызывающей» и «очень самоуверенной», хотя в то же время терпеть не могла, когда на нее смотрели. Был риск, завершал он, что девушка станет «трагической фигурой». Привыкая к полагающимся дочери самого могущественного человека Италии привилегиям, она в то же время начала ходить по магазинам, влезая в небольшие долги, особенно у портного, который отправлял неоплаченные ею счета Муссолини.

Потакая Эдде в одних вещах и сохраняя строгость в других, Муссолини позволял ей гонять на велосипеде, плавать и носить брюки, но запрещал курить и принимать приглашения на танцевальные вечера. Он учил ее за всем наблюдать, запоминать все, что она видит, и рассказывать об увиденном без преувеличений. Зная о ее неугомонности и даже необузданности, он опасался, что вскоре это может привести к поспешным и необдуманным приключениям с мальчиками. «Эдда – высокомерный ребенок с сильным собственным характером», – писал о ней корреспондент Chicago Daily News.

Каждый вечер Муссолини звонил в Милан и по очереди говорил со всеми детьми. В те редкие выходные, когда он приезжал домой, они все вместе ехали на виллу Карпена, где, поиграв в карты, отправлялись на велосипедные прогулки по прямым дорожкам между виноградниками, во время которых Ракеле нередко падала носом вперед, задирая вверх заднее колесо. Как и Эдда, мальчики скучали по отцу, который даже приезжая домой, большую часть времени занимался делами, говорил по телефону и встречался с руководителями местных фашистских организаций. Однажды они сообща написали ему письмо: «Мы ждем тебя… обещаем, что никому не скажем, когда ты приедешь, чтобы ты мог побольше времени провести с нами».