Круг Ландау - Горобец Борис Соломонович

Хочу особо подчеркнуть, что никаких разговоров о том ужасе, который на меня обрушился, я ни с кем не вел, о поведении Ландау и Кореца по отношению ко мне никому не рассказывал, кроме моего личного друга А.К. Вальтера.

И вдруг — новость. Арестован М. Корец. Меня вызвали на заседание суда. Суд был над М. Корецом. На суде присутствовали Ольга Николаевна Трапезникова — жена блестящего физика Л.В. Шубникова и жена Кореца.

После ряда формальных вопросов меня спросили: верно ли что М.Корец был против работы Слуцкина в УФТИ над проблемой радиолокации? Я ответил: да, это верно. Как вы считаете, почему он так думал? Почему он был против работы Слуцкина? Я ответил: «По глупости, он ничего не понимал». После этого мне сказали, что я могу уходить. Я пошел в УФТИ и сел в библиотеке. Лицо горело от возбуждения. С тех пор прошло несколько десятков лет, но я всё ещё не могу успокоиться после переживаний этого ужасного дня. А будущее готовило ещё большие испытания для моей психики, вообще для моего здоровья.

В библиотеку УФТИ вошёл Л.Д. Ландау и пальцем вызвал меня. Зайдя в кабинет, Ландау попросил у меня журнал, в котором был список физиков. Журнал хранился у меня, поскольку Ландау считал меня ближайшим своим сотрудником по организации физики. Получив журнал, он вычеркнул меня из списка, озаглавленного «коммунисты» и вписал в список «фашисты». Что ему рассказали обезумевшие от горя женщины — О.Н. Трапезникова и жена Кореца, я так и не узнал.

Ландау не задал мне ни одного вопроса и сказал, чтобы я не ходил на теорсеминары.

Все предыдущие годы я был близок к Ландау. Он относился ко мне очень хорошо. Мы вдвоём уходили с лекций в университете и об очень многом разговаривали. Изменение отношения произошло после моего отказа написать статью против Слуцкина…

Теперь по поводу книги «Механика». Ландау объявил мне, что, как и раньше, я буду писать, а он корректировать заключительные параграфы.

Несколько слов о том, как писался курс теоретической физики.

1. Идея написания курса и список томов был составлен Л.Д. Ландау.

2. Конспекта лекций Ландау по механике у меня не было. Были только краткие заметки по его лекциям в теоретической лаборатории. Несколько листочков. После того, как я заканчивал написание очередного параграфа, я передавал его Ландау и он окончательно редактировал его. Эта работа состояла в том, что он вычёркивал то, что считал лишним. Именно это сокращение (примерно 15–20 %) придало книге тот вид, который она имеет.

Здесь я должен сказать, что некоторые книги курса писались совершенно иначе. Ландау прочитал в теоротделе и на физмехе курс теории поля. Конспект этого курса лёг в основу книги «Теория поля». Первые лекции курса «Статистическая физика» написал М.П. Бронштейн. Когда я был в Ленинграде, М.П. Бронштейн дал мне прочитать эти главы. То ли потому, что торопился, то ли потому что после разрыва я был «не в себе», но я увёз эту машинопись в Харьков. Там я сразу же передал её Ландау. Курс «Квантовой механики», кроме седьмого параграфа, очень слаб. В нём даже нет теории спектра атома водорода, т. е. теории, которая лежала в основе квантовой механики. Седьмой параграф был написал Ландау. При написании других частей курса были самым широким образом использованы конспекты А.С. Компанейца, который хорошо записал элегантные лекции Л.Д. Ландау.

Я уже сделал доклад на теорсеминаре по теме кандидатской работы, данной мне Ландау для кандидатской диссертации. Тема называлась «Образование электронно-позитронных пар при бета-распаде». После разрыва эта тема была передана аспиранту из Венгрии Ласло Тиссс. Он рассказал мне, что Ландау ему сказал: «Либо эта тема, либо никакая другая». Вместе с Е.М. Лифшицем была в пожарном порядке защищена эта тема. Мне остаётся добавить, что Тисса сдала кандминимум по моим конспектам и что он больше года чуть ли ежедневно приходил ко мне домой, ужинал и разговаривал по вопросам кандминимума.

Однажды мне рассказали, что Ландау хотел бы со мной поговорить. Я специально к нему не поехал, но, будучи в институте физпроблем, встретился с ним. Никакого извинения с его стороны не было…

Глубокоуважаемый Юрий Николаевич!

Направляя Вам эти листки моих воспоминаний, я разрешаю поступить с ними по Вашему усмотрению. Со своей стороны могу сказать, что всё написанное является безусловно правдой без прикрас. А следует ли это где-либо опубликовать, я оставляю на Ваше усмотрение.

От всей души желаю Вам, Вашей стенгазете, всем моим знакомым, от которых я, к большому моему сожалению, отдалился, всего самого, самого доброго.

Л.Пятгорский

Итак, мы познакомились с одной из трагических судеб. Л.М. Пятигорский, несомненно талантливый теоретик (иначе он не стал бы соавтором Ландау), практически полностью сошел с небосклона теоретической физики после того как был подвергнут остракизму со стороны Ландау. Он защитил кандидатскую диссертацию лишь 20 лет спустя, в 1955 г. в Харькове. Естественно, по совершенно другой теме («Взаимодействие заряженных частиц с медленными электромагнитными волнами в плазменных волноводах»), ведь Ландау отобрал у него первую тему, уже серьезно проработанную. После войны (?) он переехал в Подмосковье, в Зеленоград. Иногда приезжал в Москву, даже бывал в Институте физпроблем. Но Ландау ничего ему не простил. Очень редко Пятигорский звонил бывшим харьковским друзьям. Однажды в 1960-х гг. Дмитрий Компанеец услышал странный разговор своего отца А.С. Компанейца по телефону. Странность состояла в том, что отец обращался к позвонившему человеку на ты. При этом он называл его Леня. Александр Соломонович ни с кем, кроме харьковского друга юности Е.М. Лифшица, не был на ты, и к тому же со всеми — только по имени и отчеству. Звонивший спрашивал совета по вопросу трудоустройства дочери. Потом отец сказал Диме, что это был Пятигорский. Он добавил, что в окружении Ландау считается, что из-за Пятигорского Ландау и был арестован. Поэтому с ним почти никто не общается. Как мы теперь знаем, до войны Тисса все же продолжал контакты с Пятигорским — обсуждал с ним свою кандидатскую тему, которая ранее была темой Пятигорского, уже неплохо разработанной, но Ландау после «предательства» тему отобрал и передал Тиссе. В то же время, как считали некоторые бывшие друзья, если Пятигорский сам им звонил или приходил в институт, то нехорошо было с ним не здороваться и отворачиваться. Он заслуживал в обращении некоторого снисхождения, так как был инвалидом с отрубленной рукой, жертвой еврейского погрома.

Итак, по-видимому, трудно считать, что Пятигорский был невиновен перед Ландау. Однако тяжесть его вины, возможно, была преувеличена и незаслуженно перенесена Ландау на него одного. На него вывалился весь груз обвинения в тех несчастьях, которые накатились на Ландау. При этом даже не выслушали, не дали возможности объясниться. В то же время, пока Пятигорский оставался нужен как писатель 1-го тома Курса, деловые отношения с ним Ландау не свел к нулю. Он молча продолжал давать задания Пятигорскому по написанию заключительных глав книги «Механика». Правил приносимый Пятигорским текст, а потом всю книгу отдал в печать, поступив справедливо — под двумя авторскими фамилиями. Но тему неоконченной диссертации у Пятигорского отобрал. В общем Ландау морально уничтожил «предателя».

Вместе с тем я ни разу не слышал (например, через Е.М. Лифшица) оценки самим Ландау или же Лифшицем по ведения других «активистов» из окружения Ландау в УФТИ в 1935-37 гг. В частности, критического анализа поведения Кореца. Правда, поскольку я не знакомился ранее с историей УФТИ, то и вопросов на эту тему почти не задавал — ни Лифшицу, ни себе. Однако по умолчанию предполагаю, что Е.М. было неприятно возвращаться к тем воспоминаниям, а его личное восприятие событий тех лет было полностью конформным по отношению к восприятию Ландау.