Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

Этот музей появился после памятной встречи, которая произошла у писателя с подростками, осуждёнными к лишению свободы, в 1967 году. Многие уверены, что в фильме «Калина красная» передано настроение, которое Шукшин почувствовал, общаясь с теми, кто отбывал наказание. Мальчишки из колонии участвовали в спектаклях по Шукшину. Месяц до чтений и месяц после вся колония разговаривала языком его персонажей. Ребята очень часто были и режиссёрами спектаклей.[53]

Е.П.: Кстати, с «блатными» Шукшин умел себя вести. Владимир Коробов приводит (со слов сценариста Игнатия Пономарёва) случай, когда Василий Макарович бесстрашно, быстро и ловко отшил урку, угрожавшего людям у пивного ларька, похвалявшегося, что он только что из заключения, и вымогавшего нагло кружки с пивом у мужиков. У него это так здорово получилось, что урка – здоровенный детина! – поспешил тут же извиниться и был таков.

М.Г.: Итак, в банду Василий Макарович всё же не попал, а работал в Подмосковье и недалёких от столицы городах, вроде Владимира или Калуги. Вот названия этих славных организаций: «СОЮЗПРОММЕХАНИЗАЦИЯ», ГОРЕМ-5 («Головной ремонтно-восстановительный поезд»)… С мая по август 1948 года трудился на строительстве электростанции на станции Щербинка Московско-Курской железной дороги.

Отсюда, из рабочих бараков, где молодые рабочие из деревень жили вперемежку со вчерашними зеками, он уже стал писать домой (пауза была то ли несколько месяцев, то ли вообще полгода!). Такая жизнь длилась два года. Стоило ли ради этого бросать родную деревню и Алтай!

Мы про этот период от самого Шукшина ничего узнать не сможем, но довольно красочную картину оставил в своих мемуарах Владимир Войнович, работавший неподалёку на аналогичной рабочей позиции несколькими годами позже. Его предприятие относилось к железной дороге, как и несколько шукшинских; по большей части они занимались разборкой старых путей. Думаю, контингент и условия труда были теми же, что и в «шукшинской конторе». На работу, даже на самую чёрную, в Подмосковье нельзя было устроиться человеку без подмосковной прописки. Войновичу, как до него Шукшину, повезло, что их предприятия были приписаны к другим регионам. Вот что он вспоминал:

«Путевой машинной станции ПМС-12 требуются путевые рабочие. Одинокие обеспечиваются общежитием». Я уже тысячи подобных объявлений прочитал и знал, что во всех случаях под одинокими, которые обеспечивались, имелись в виду в Москве москвичи, в области жители Подмосковья… Поехал по указанному адресу: платформа Панки. Там на ржавых, заросших травой запасных путях поезд: с десяток товарных вагонов-«телятников» и два пассажирских. И свершилось чудо, объяснимое тем, что ПМС эта самая была приписана к посёлку Рыбное Рязанской области, а здесь находилась якобы в командировке. В её задачу входил ремонт путей от Казанского вокзала до станции Раменское… Общежитием назывались те самые «телятники». Товарный вагон делился на две половины с тамбуром посередине. Справа и слева узкие клетушки, превращённые в купе с четырьмя полками, плитой, отапливаемой дровами, и полочкой у окна вместо стола. Одно такое купе занимали, естественно, четыре человека, каждый со всем своим имуществом, обычно помещавшимся в одном чемодане.

А вот кто работал в этой самой ПМС – Войнович приводит рассказ одной своей «сослуживицы»:

Я из колхоза убегла. Ну, надоело, ей-бо, надоело. Цельное лето с утра до ночи не разгибамши, карячиси, карячиси, трудодней тебе этих запишут тыщу, а как расчёт, так фигу под нос подведут, ты, говорят, на полевом стане питалась, шти с мясом лопала, кашу пшённую трескала, вот ещё и должная колхозу осталась, скажи спасибо, что не взыскуем. А зимой там же скучища. Клуб нетопленый, парней нет, все разбеглись. Девки с девками потопчутся под патефон, да и по домам, да на печь.[54]

Е.П.: Как-то пренебрежительно и не очень-то умело Войнович здесь, в мемуарах, передаёт сельскую речь! В ранней, практически «деревенской прозе», в повести «Мы здесь живём», напечатанной в 1961 году в «Новом мире», он относился к своим персонажам более бережно.

Шукшин бы так о «коллегах», какими бы они ни были, писать бы не стал. У нас есть тому доказательство – рассказ «Мечты». Изложенная от первого лица история молодого парня из деревни, тоскующего в городе на тяжёлой, скучной, грязной работе (как раз такой, какой был занят Шукшин после отъезда из Сросток) и пытающегося вместе с приятелем, таким же деревенским, найти хоть какую-то отдушину в этой беспросветности. Чтобы отдохнуть от набитого как сельди в бочке в бараках или телячьих вагонах «контингента», они ходят… на кладбище:

Скулила душа, тосковала: работу свою на стройке я ненавидел. Мы были с ним разнорабочими, гоняли нас туда-сюда, обижали часто. Особенно почему-то нехорошо возбуждало всех, что мы – только что из деревни, хоть, как я теперь понимаю, сами они, многие, – в недалёком прошлом – тоже пришли из деревни. Но они никак этого не показывали, и всё время шпыняли нас: «Что, мать-перемать, неохота в колхозе работать?».

Вчерашние деревенские и далеко ещё не городские, застрявшие в промежутке, – излюбленная Шукшиным категория персонажей. Они и мучаются, и сами мучают. Он ведь и сам «застрял», и очень крепко!

М.Г.: От люмпен-пролетарской компании и колоритных соседей он в те два года, которые вынужден был обретаться среди них, пытался избавиться неоднократно. Например, два раза подавал заявления в военное училище. Кстати, в описании этого самого поступления-непоступления в военное училище сам Василий Макарович, как минимум, небрежен – очередной случай его мифотворчества, «жизнестроительства», игры в биографию. В автобиографии 1953 года Шукшин пишет: «В 1947 г. я был зачислен в военное училище, но по собственному желанию был отчислен», а в автобиографии 1966 года – что по дороге в училище потерял документы и «в училище явиться не посмел».

Е.П.: Так или иначе, но, думаю, он служить бы не стал всё равно. Он и срочную вон не дослужил: списали по болезни. Хотя, что характерно, все медосмотры находили его здоровым. Видно, испортил себе желудок ещё до армии, на чёрной пролетарской работе, а на флоте здоровье подорвал окончательно.

Вопрос: почему именно в военное училище он рвался, а не в институт? Ответ: у него ведь не было аттестата о среднем образовании, а в военные брали и таких. Конечно, можно было ради аттестата поучиться в вечерней школе, но, как видно, условия тяжёлой работы сделали это невозможным.

М.Г.: В общем, призыву на срочную службу Шукшин, полагаю, даже обрадовался. Ведь угроза застрять надолго, а то и на всю жизнь в малоквалифицированных работягах становилась реальностью.