Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли

хотя и не знал наверняка, хворал ли когда оспой, вверил себя нашему англичанину и на следующий же день после процедуры в очень сильный снегопад пошел охотиться. Немало придворных уже последовали моему примеру, и многие к тому готовятся. Сверх того, мы теперь прививаем в Петербурге в трех учебных заведениях и в больнице, созданной под руководством господина Димсдейла.

Вот каковы новости с полюса, милостивый государь, – надеюсь, вы никак не останетесь к ним равнодушным.

Новые произведения нынче редки. Однако же только что появился французский перевод русского «Наказа» [ «Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения», который она пишет в 1765–1766 годах], данного депутатам, которые должны составить проект нашего свода законов. У нас не было времени его напечатать. Спешу послать вам рукопись, чтобы вы могли лучше видеть, с чего мы начинаем. Надеюсь, в ней нет ни единой строчки, с которой не мог бы согласиться честный человек.

Как желала бы я послать вам в ответ свои стихи; но коли не умеешь сложить хороших виршей, изволь работать своими руками. Я так и поступила, самолично выточив табакерку, которую прошу вас принять. Она несет на себе отпечаток персоны, которая испытывает к вам величайшее уважение; мне не нужно ее называть, вы легко ее узнаете.

Я запамятовала сказать вам, милостивый государь, что усилила ту малую, а то и ничтожную дозу лекарства, которое вводят во время прививания, тремя или четырьмя превосходными специфическими средствами, которыми в подобных случаях посоветую ни в коем случае не пренебрегать любому здравомыслящему человеку, а именно: читать «Шотландку», «Кандида», «Простодушного», «Человека с сорока экю» и «Принцессу Вавилонскую». После этого невозможно чувствовать ни малейшего недомогания.

P. S. Прилагаемое письмо писано три недели назад. Оно дожидалось рукописи [рукописи «Наказа»]; мы так долго ее переписывали да правили, что у меня было время, милостивый государь, получить письмо ваше от 15 ноября. Если мне удастся разбить турок так же легко, как удалось ввести прививание от оспы, берегитесь – как бы не пришлось вам вскорости исполнить свое обещание и посетить меня в том самом пристанище, которое, как говорят, сгубило всех, кто им овладевал[30]. Одного этого довольно, чтобы отбить к тому охоту у всякого, кто ее возымеет. Не знаю, умен ли Мустафа[31], но имею основания полагать, что он просит Магомета отвернуться всякий раз, когда ему приходит желание вести несправедливые войны со своими соседями. Если эта война окажется для нас счастливой, я буду весьма обязана моим завистникам – ведь это они доставят мне славу, о которой я не могла и помыслить.

Тем хуже для Мустафы, коль скоро он не любит ни комедии, ни стихов. Ему несладко придется, если мне удастся задать туркам спектакль наподобие того, что так славно играют войска[32] Паоли [генерал, возглавивший войну за независимость на Корсике]. Не знаю, говорит ли сей последний по-французски, но он умеет драться за свой дом и свою независимость.

Что касается наших новостей, скажу вам, милостивый государь, что все в основном желают привиться, что есть архиерей, который вскорости подвергнется этой операции, и что у нас за один месяц было привито больше людей, чем в Вене за восемь.

Мне невозможно, милостивый государь, выразить вам свою благодарность за все те любезности, которые вы мне расточаете, но особенно за живое участие, с которым вы относитесь ко всему, что меня касается. Будьте уверены, что я сознаю всю ценность вашего уважения и что никто в этом мире не почитает вас больше, нежели Екатерина.

Еще раз берусь за перо, дабы просить вас употребить эти меха для защиты от ветров и альпийской прохлады, которые, как мне говорили, иногда доставляют вам неудобства. Прощайте, милостивый государь; когда вы вступите в Константинополь, я позабочусь о том, чтобы выслать к вам навстречу прекрасное платье в греческом вкусе, подбитое богатейшими сибирскими мехами. Оно гораздо удобнее и красивее, чем то узкое, которое носит вся Европа и в которое ни один скульптор не хочет и не может одеть свои статуи из страха, чтобы не сочли их смешными и жалкими.

Письма Екатерины к Фридриху II написаны в такой витиеватой манере, которую можно объяснить лишь ее непримиримой ненавистью к нему. Однако из соображений геополитики царица сохраняет видимость взаимопонимания с этим просвещенным деспотом, которому удалось сделать Пруссию великой европейской державой. 15 января 1772 года по инициативе Фридриха II Россия и Пруссия подписывают конвенцию, закрепляющую раздел Польши. 19 февраля аналогичное соглашение в рамках Венского договора Пруссия заключает с Австрией, хотя Мария-Терезия и считает Фридриха воплощением самого дьявола, ведь это он отнял у нее Силезию. В конце концов первый раздел Польши между Россией, Пруссией и Австрией произойдет 25 июля.

Сего 8 февраля 1772 года

Государь, брат мой,

после подписания обязательств, окончательно скрепивших близость и тесную связь наших взаимных интересов, я не могу отпустить нарочного, которому надлежит доставить к Вашему Величеству сии акты, без свидетельства того удовлетворения, которое доставляет мне успех столь важных переговоров. Европа увидит, как две столь тесно соединенные меж собою державы могут с уверенностью вести политику, продиктованную их дальновидностью и выгодой государств, и если благоразумие руководило ими, то чистосердечие и твердость их поддерживают. Тщетно искали бы примеров союза, прочность которого сравнялась бы с тем, который так счастливо существует между Вашим Величеством и мною, что, невзирая на важность и разнообразие происходящих событий, и отношения между нашими государствами никогда не менялись, и личные чувства между Вашим Величеством и мной, смею сказать это с уверенностью, внушаемой опытом, никогда не были различны, и все лишь укрепляло первые и упрочивало вторые, доведя их наконец до степени совершенства, в которой я с радостью зрю их в сие самое время. После всего сказанного, полагаю, мне не надобно уверять Ваше Величество в совершенном соответствии моих чувств и мнений тем соображениям, которые вам было угодно изложить в своем письме от 4 января сего года. Ваше Величество знает об изменениях, произошедших в политике или в речах Венского двора относительно одного правого дела. Я справедливо приписываю эту решительную перемену твердости и прямоте, с которой Ваше Величество поддержали мои интересы. Ваше Величество показали, что ничто не могло заставить вас отвернуться от вашего союзника. Я с удовольствием напоминаю себе все то, что лучше всего отвечает обязательствам, которые я чувствую по отношению к Вашему Величеству. Я горячо надеюсь, что сия перемена в