Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

красных, как стадо, в лощину. К одиннадцати вечера все сопки были в руках унгерновцев, но огонь не прекращался. Там и тут красные пытались переходить в контратаку, но успеха не имели.

Внизу горел огнями заманчивый Троицкосавск. Дивизия, оставив на сопках заставы, отошла в лощину. И отдыхала ровно сутки. Поздним вечером красные повели снова наступление и сбили унгерновское сторожевое охранение с одной из сопок. Нужно было восстанавливать положение, и барон приказал всем спешиться, оставить лошадей, артиллерию и обозы в лощине, построил дивизию, встал впереди ее с ташуром и пошел в контратаку. Зачмокали пули, затрещали красные пулеметы, но унгерновцы, во главе с бароном, с бешеным «Ура!» быстро достигли вершины и сбили красных. Те побежали, но не в направлении города, а в сторону от него.

Было 4 часа ночи. В темной мгле лощины, где лежал Троицкосавск, кое-где изредка вспыхивали огоньки, и все ждали, что Унгерн прикажет продолжать наступление на город и освободит тамошнее население от красного ига. Нервы у всех были приподняты, в душе каждого ликовала буйная радость, и никто не чувствовал усталости. Но барон в первый раз пожалел своих соратников и приказал сойти с сопок, вернуться в исходное положение, в лощину, в узкую щель, и ложиться спать. На горах был оставлен с китайским дивизионом Парыгин. Это погубило все, это привело к жестокому разгрому Азиатской дивизии.

Было 5 часов утра 8 июня 1921 г. Большая часть унгерновцев уже спала, некоторые укладывались на землю, остальные сидели, курили и делились впечатлениями боевого дня. Часть красных, бросившаяся от города в сторону, наткнулась на китайцев, крикнула «Ура!», и китайцы в панике побежали с гор. В один момент красные были уже на вершине, поставили пулеметы и открыли ураганный огонь по узкому ущелью. Пули сыпались как дождь, рыли землю, с жалобным визгом рикошетировали от камней, и их зловещее завывание дополняли разрывы гранат. Гранатами красные забрасывали ущелье. Унгерновцы не ожидали нападения. Они лежали на земле вповалку, кто где и как повалился спать, части были не собраны, огонь был внезапный, и среди них началась паника. Люди, которые видели многое, прошли огненное горнило германской и Гражданской войн, окончательно растерялись и стали бросаться из стороны в сторону. Паника становилась стихийной. Везде сыпался свинцовый град, яростно и жалостно ржали лошади, свистели осколки, и в предутренней мгле место узкого горного ущелья казалось адом. Все бежали, не отдавая себе отчета куда, и, когда есаул М. проскакивал мимо палатки Унгерна, он мельком успел заметить, что в ней на земле лежали груды серебра. Барон собирался передать наградные деньги приехавшим из Монголии князьям. Барона в палатке не было.

Выход из ущелья, яростно посыпаемый ружейным огнем, представлял собой кашу людей, дико вздымающихся на дыбы лошадей, перевернутых орудий, повозок, разбросанных лопат и дико орущих верблюдов… Унгерновцы проскакали проход и уходили в сторону Урги. Вместо ожидаемой победы и занятия Троицкосавска полный разгром, полный крах начатого наступления. Все бежали и только после, через несколько верст, военным или степным инстинктом, сгруппировались в три беспорядочные кучи и… начали отступать. С одной группой шел Унгерн, с другой Парыгин, с третьей Марков – командир 4-го полка. Каждая группа ничего не знала о существовании остальных и шла по воле стихии, руководствуясь не определенным направлением, а темным инстинктом людей, потерпевших крушение. Шли как бы в направлении на Ургу. Красные быстро учли свою победу и еще быстрее заходили в тыл, резали дорогу отступавшим. В каждой деревушке, из каждого леска унгерновцев встречали оружейные залпы и пулеметный огонь. Отступавшие как безумные кидались врассыпную, потом как-то прорывались, снова сходились в группу и снова быстро уходили от места неожиданной бойни. Шли без всякого строя и без определенных начальников, как говорится, «справа по кучам». К марковскому отряду неведомыми путями присоединилась повозка с малым денежным ящиком, и все злились на эту обузу, которую боялись бросить и которую нужно было везти с собою. В горном ущелье дивизия оставила четыре орудия, весь обоз, всех верблюдов и дивизионную икону, которую возили в экипаже тройкой лошадей. Разгром был полный; впереди была неизвестность.

* * *

Отступавшая группа войскового старшины Маркова к часу ночи взобралась на «дабан» – хребет и остановилась пораженной. Внизу, в лощине, горели костры. Это был лагерь. Лагерь, конечно, красных, так как о том, что это были свои, никто не думал, предполагая, что марковская группа отходит быстрее остальных. Усталость брала свое, и решили, не разводя огня, ночевать на хребте.

Несмотря на предполагаемую близость врага, все погрузились в сон, как камни в воду.

На рассвете есаул М. с несколькими всадниками поехал в разведку и спустился в лощину. Вчерашнего лагеря уже не было. Он ночью снялся и ушел. На месте остались обрывки шелковых халатов, предметы унгерновского обмундирования, и вдаль шел след орудия. Это были унгерновцы. Марковская группа бросилась нагонять их, но те шли быстро, в свою очередь предполагая, что их нагоняют красные. Марков с отрядом нагнал передовую группу только на реке Хорогол.

Здесь был барон Унгерн. Он был зол и ни с кем не говорил. Он лишь отрывисто бросил:

– Сколько людей? Где Парыгин? – и тотчас же отправил разведку искать парыгинскую группу.

Она ушла на запад, и только через пять дней отряд Парыгина присоединился к барону. Дивизия была собрана. Она осталась без обоза, пообщипанная, но людской состав был цел. Зато Унгерн был ранен в заднюю часть тела пулей. У него было слепое ранение, одна из мучительных ран, но он не слезал с лошади и ни стоном, ни ругательством не выдавал адской боли.

Красные не дремали и накапливались около унгерновского лагеря. Но Унгерн уже пришел в себя и, несмотря на то что дивизия технически не представляла прежней силы, решил «набить морду» красным. Откуда-то появившийся простенький автомобиль он приказал обшить картоном, размалевать под цвет броневика, каждую ночь обстреливал красных из пулемета и возвращался обратно. Наконец, барон решил разбить скопившиеся массы красных. «Надоели», – ругнулся он и приказал в вечерние сумерки быть готовыми к бою. Красные занимали все окружные возвышенности, выжидая и готовясь к атаке.

Унгерновцы начали наступление в 4 часа дня и к вечеру, в сумерки, сбили со всех сопок противника. Наступила темная, непроглядная ночь.

Сотни, спустившиеся за отступающими красными в долину, потеряли между собой связь и разбрелись в разных направлениях. Красные отступали в панике, но унгерновцы потеряли их в темноте. Стрельба шла во всех направлениях, и точно выяснить, где сейчас красные и где свои, не представлялось возможным.