«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев

«Радист прибывший с моим замом сообщил, что он встретил на улице одного из прибывших с ним на пароходе английских секретных агентов, который спросил его, не знает ли он подробнее о заме и где он сейчас. Этот агент сказал, что они его все равно найдут и что оружие ему здесь не продавать. Они, как видно, считают его контрабандистом, но возможно и другое. Опасаюсь дальнейшей слежки». Этим «другим» могло быть подозрение в принадлежности к Коминтерну или разведке. Результатом такого провала явилась активность, развитая «Шерифом», на пароходе по пути следования в Китай. Не разобравшись в ситуации на месте, никоим образом не следовало привлекать к себе внимания, как потенциального продавца оружия.

Начальник IV-го Управления эмоционально отреагировал на это сообщение:

«Не везёт!! Я всё же думаю, что ему можно остаться, не ведя ни с кем переговоров относительно оружия. 19.I. Берзин».

18 января помощник начальника IV управления Штаба РККА В. Х. Таиров учёл предложения Гурвича (но далеко не все) и внёс ряд корректив в инструкции для Улановского. «Джиму» предписывалось следующее:

«1) Если Шериф нуждается крыше определить фирме. 2) Джо откомандировать нам. 3) Стифа отправить Владивосток. 4) Ганса и Жоржа передать Шерифу. 5) Корейца по приезде сейчас же передать Шерифу. 6) Джиму ликвидировать фирму Райниса передать суммы Шерифу и выехать нам. 7) Райниса перевезти Шанхай поступить распоряжение Шерифа. 8) Леву отшить. 9) Жена Шерифа будет готова через месяц и выедет. Принимаем меры отправки денег». В телеграмме речь шла о фирме «Эммерсона», как возможном «крышевом» прикрытии для «Шерифа». В телеграмме не были упомянуты агенты «Лева», «Коммерсант», «Тенор» и радист Мишин.

Упоминаемый в телеграмме «Жорж», как вскоре выяснилось, был вовсе не ценный ханькоуский агент со времён «Марка» – В. С. Рахманина (на сохранении которого в составе сети настаивал Гурвич), а японец Кито Гинити, которому Центр присвоил такую же «кличку».

Гурвич никак не мог принять решение Центра о ликвидации агентурного аппарата шанхайской резидентуры. В этот день он телеграфировал в Москву:

«Очевидно, Вы базируете Ваше решение о свёртывании моего аппарата на том, что я здесь провалился. Это абсолютно неверно, что Вам станет ясно из доклада Джо и моего личного доклада. Вопрос о передаче фактически сводится к Леве и радисту. С радистом временно, до приискания своей квартиры для рации, связь возможна через Ганса, а Леву нужно передать заму. С отъездом Стифа и разрывом с комом (Коммерсантом. – Авт.) нарушится связь с Ханькоу, но это со временем наладится с приисканием новых адресов. Ввиду истории со слежкой, заму не рекомендую войти фирму Эммерсона, но можно лично связать для контроля вложенной суммы и если нужно для перевода денег».

Решение Центра о ликвидации резидентуры, видимо, было связано с выводами, сделанными после беседы в Москве с «Иностранцем („5001“), когда было вынесено не оправданное решение о том, что он „двойник“. Не говоря уже о том, что такие агенты, как „Тенор“ и „Коммерсант“ ему не были известны. Не был известен ему и радист Мишин.

Депеша Центра о порядке передачи аппарата была принята Гурвичем к исполнению, но не в полном объёме. Он попытался по ходу внести какие-то коррективы в уже принятые решения. Так, он указывал в переписке с Центром, что для него неясным остаётся вопрос о радисте Мишине, на квартире которого уже год как находилась рация и проживал „Ганс“ – Клаузен. „Ввиду трудного подбора квартиры и людей“ Гурвич настаивал на своём предложении о передаче Мишина. А Центр просто упустил из вида существование в Шанхае русского радиста.

Гурвич также указывал, что ликвидация фирмы Даниленко займёт два-три месяца „во избежание больших потерь“. Хотя следует напомнить, что именно „Джим“ выступал инициатором ликвидации фирмы „Райниса“ и его отзыва. Сейчас же он напоминал Центру, что от последнего поступали „материалы Чэна, его китагента, работающего корреспондентом английской газеты и имеющего доступ в военные штабы и Гоминьдан“. В этой связи „Джим“ считал, что „Райнис может пока держать с ним связь, по крайней мере, для освещения борьбы Нанкина с Ян Сишанем“. Для „Левы“ „на всякий случай“ сохранялась явка.

29 января 1930 года Гурвич докладывал в Центр: „Джо выехала в Харбин, имея при себе лампы и ключ Косте и мой отчёт за декабрь. Ваш приказ отшить Леву фактически отрезал нас от текущей китайской информации. Шериф хочет на свой риск связаться с ним. Без вашего согласия считаю это недопустимым, ибо у Вас, наверное, есть повод. Дайте указания“.

Таиров запретил Улановскому личную связь с „Левой“, разрешив, однако, связаться с ним через „корейца“ или Зорге.

Улановский же впоследствии утверждал, что встреча с „Левой“ имела место по настоянию Гурвича. Как бы там ни было, но встреча состоялась. „Сведения, которые он дал „Рамзаю“, оказались выпиской из левогоминьдановской „Геминьжибао“, сильно брешливыми к тому же“.

Зорге встречался с „Левой“ 14 февраля, а затем ещё один раз. Убедившись, что „его материалы не имеют ценности“, „Шериф“ его „отшил“.

Неоднозначность указаний, данных Гурвичу и Улановскому, привела к тому, что в Шанхае до марта существовало две параллельные резидентуры, и Центр ничего не сделал, чтобы нормализовать создавшуюся ситуацию. Противостояние двух резидентов сказалось и на оценке информации, поступавшей от „Левы“, которая не могла не быть негативной.

Как уже отмечалось, информация, поступавшая от „Левы“ в 1929 г. оценивалась как ценная. Оценку „весьма ценная“ получила его информация, поступившая из Шанхая 8 января 1930 г. Так высоко оценивалась не вся поступавшая от „Левы“ информация, но, тем не менее, среди сведений, которые он давал, были и ценные.

Приказание его „отшить“ со ссылками „на дополнительные сведения“ поступило вскоре и из Центра 21 февраля. Происхождение дополнительных сведений, разъяснялось следующей фразой телеграммы, подписанной В. Х. Таировым: „Установка отшить всех, о ком знал 5001 („Иностранец“. – Авт.)“. И следующая телеграмма от 26 февраля: „Коммерсанта и Тенора отшить. Жоржа рекомендуем как хорошего партийца надо загрузить работой“.

И здесь же: „Необходимо Кантоне организовать рацию, для чего Джиму вместе с одним из радистов выехать Кантон. После выполнения этого задания Джиму донести и выехать нам“.

Слом шанхайской резидентуры Гурвича подходил к концу.

Пока Улановский не развернул свою радиостанцию, его шифртелеграммы отправлял радист Гурвича – „Ганс“ (Макс Клаузен). В эти дни состоялась встреча Макса с Зеппелем. Вот как бурно протекала встреча двух старых знакомых по воспоминаниям Клаузена: „Первая встреча с Зеппелем была для меня праздником. Однажды „Вили“ („Джим“ – Гурвич. – Авт.) пришёл ко мне и сказал, что меня хочет видеть друг, который остановился в отеле Анкер на Бродвее. На следующий день в 10 часов утра я отправился к нему. По