Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги - Эльдар Александрович Рязанов

баронессе Закревской-Бенкендорф-Будберг. Мария Игнатьевна — загадочная персона. Она в течение почти десяти лет была возлюбленной Максима Горького, а потом невенчанной гражданской женой Герберта Уэллса. Про нее говорят всякое. Но тем не менее она помогла начинающему литератору. Роман «Европейское воспитание» перевели на английский и издали. А вскоре он был опубликован и на родном (!) французском языке. А 14 июля 1945 года генерал де Голль вручил Роману Гари орден Почетного легиона. Это произошло на площади Звезды у Триумфальной арки. (Вспомним мамино пророчество!)

И вот молодой герой-летчик и писатель едет в Ниццу. Там его ждет мать. Каждую неделю он получал от нее письма, которые вливали в него бодрость, веру в победу, любовь к жизни. Он едет в открытом джипе по Лазурному берегу — на груди его высшие награды Франции, а в котомке книга, изданная на двух языках, куча замечательных хвалебных рецензий, «Премия критики» за 1945 год и приглашение на работу в министерство иностранных дел. Сойти с ума! Мечты матери сбылись. Она не зря положила жизнь, чтобы ее сын стал Человеком с большой буквы.

Несмотря на то что Роман дал телеграмму, его никто не встречал. В гостинице «Мермон» матери не было и никто не помнил о ней. Через некоторое время после поисков Роман узнал, что мать его умерла три с половиной года назад. Но он же все это время каждую неделю получал от нее прекрасные нежные письма. Правда заключалась в том, что Нина Борисовская болела и знала, что должна скоро умереть. И она написала впрок более двухсот писем своему сыну. И попросила подругу посылать их ему каждую неделю. Она совершила материнский подвиг не только при жизни, но и после смерти…

Из-за недостатка места в книге не стану рассказывать о том, как Роман стал дипломатом, о его дипломатической карьере, о том, как его книга «Корни неба» получила Гонкуровскую премию, о фильмах, поставленных по его произведениям, в которых играли Софи Лорен, Питер Устинов, Роми Шнайдер, Ив Монтан, Мелина Меркури, Симона Синьоре и другие кинозвезды XX века. О том, как он сам стал кинорежиссером. Не стану рассказывать о его второй жене, знаменитой Джин Сиберг, жизнь которой сама по себе невероятный роман; не открою сейчас и секрета, как Роман Гари стал второй раз лауреатом Гонкуровской премии, единственным в мире, ибо по статусу эта премия дается лишь однажды, не расскажу, почему он покончил жизнь самоубийством, когда ему было 66 лет. Вообще, пробегая второпях страницы жизни этого поразительного человека, я чувствую себя дискомфортно, так как не поведал об уйме вкусных, лихих, смешных, горьких, очаровательных подробностей и деталей. Даже в передачу не смогло все уместиться. А здесь вообще пунктир. Я был невероятно увлечен этим редкостным человеческим экземпляром, и мне очень хотелось передать свою увлеченность телезрителям, а сейчас — заразить этим чувством вас, дорогой читатель…

А 18 ноября 1978 года, аккурат в день моего рождения, мне был вручен французский орден Изящных искусств и Литературы. Награду в торжественной обстановке вручал посол Республики Франция в нашей стране господин Юбер Колен де Вердьер. Принимая орден, я, разумеется, произнес короткую благодарственную речь. В ней, в частности, я говорил, что, когда какого-то деятеля награждают, то судят не только о том, кого отметили, но и о том, кто дает отличие. Я привел пример: когда наше советское правительство делало Героями Социалистического Труда таких писателей, как А. Софронов, В. Кочетов, Н. Грибачев, А. Первенцев, М. Алексеев и прочих, это в первую очередь говорило о том, что правительство ничего не понимает в литературе.

«В случае же со мной, — закончил скромно я свой спич, — ясно, что правительство Франции в искусстве разбирается…»

Вот, собственно, вкратце и все о «Парижских тайнах Эльдара Рязанова».

Разные разности

В течение, наверное, лет двадцати я каждое утро готовил себе на завтрак омлет из трех яиц. Помню, я готовил его на керосинке (это институтские годы), на электроплитке (это время работы на студии кинохроники), на газовой плите (это уже мосфильмовские времена). Навострился я в изготовлении омлета очень здорово. И главное — мне это блюдо никогда не надоедало. Во время долгой восьмимесячной экспедиции на Сахалин от омлета пришлось отказаться. На острове не было яиц — ни в магазинах, ни в ресторане при гостинице, где мы жили. Кроме меня, в нашей съемочной группе отыскался еще такой же фанат омлета — оператор Александр Кочетков. Прошло уже месяца четыре с начала экспедиции, а мы с Кочетковым не съели еще ни одного омлета. Порою мы разговаривали о том, как славно было бы полакомиться нашим любимым кушаньем. Но увы!.. И вдруг мы узнаем, что у сторожа на аэродроме водятся куры. Решение было принято моментально. В магазине купили две бутылки водки и отправились на розыски курятника. Нашли. Представились хозяину. Кинорежиссер и кинооператор. Профессии весьма экзотические для сторожа. Попросили, чтобы его жена приготовила нам омлет. А то душа изныла. Страсть как соскучились по этому блюду. Для убедительности поставили на стол бутылку водки. И сказали, что за яйца заплатим. Сторож осторожно спросил:

— Из скольких яиц?

Не моргнув глазом мы ответили дружным дуэтом:

— Из тридцати шести!

После небольшой паузы хозяин попросил жену исполнить желание гостей… Кино тогда пользовалось огромным авторитетом, не то что сейчас. Через короткое время на столе в огромной сковородке шипел и урчал омлет из трех дюжин яиц. Хозяин выпивал вместе с нами, но к омлету не притрагивался, закусывал чем-то другим. Не берусь описать наши чувства, которые мы испытали после долгой разлуки с омлетом. Нам было тогда по 26 лет, молодые, здоровые, с волчьим аппетитом. Потом нам доводилось едать всякое во всяких странах, но, боюсь, такого гастрономического счастья мы больше никогда не испытывали. Дружно чавкая, мы расправились с омлетом. Далее мы неуверенно сказали: «Большое спасибо!» — но из-за стола не встали. В комнате повисла пауза. Нам с Сашей не хотелось закругляться, хотелось продлить блаженство, но некую неловкость мы все-таки испытывали. Хозяева тоже молчали. Наконец кто-то из нас — неважно кто — сказал нерешительно:

— А нельзя приготовить еще один небольшой омлетик…

А второй добавил:

— Это наша самая любимая еда… А мы не ели ее уже четыре месяца.

И тут на стол взметнулась вторая бутылка водки. Мы напомнили, что, помимо водки, хорошо заплатим за съеденные блюда из такого дефицитного на острове продукта.

— Из скольких яиц? — тускло спросил сторож.

Мы переглянулись. Хотелось назвать цифру побольше,