“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг. - Андрей Платонович Платонов

всп<оминай> Любино Поле, веселую, гуторливую старуху, как она в старое время по 10 тыс. шт<ук> спичечных коробок в день клеила и думала умереть на коробках” и др. (Записные книжки. С. 191–194).

776

Название колхоза в селе Спасская Полисть. Понравившийся топоним использован в сценарии 1941 г. “Июльская гроза” (первое название “Любино Поле”; впервые опубл.: Страна философов, 2011. С. 539–575. Публикация Л. Сурововой).

777

Как свидетельствует ответная телеграмма редакции “Литкритика”, запрошенная Платоновым сумма была переведена 2 марта (РГАЛИ. Ф. 614. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 175).

778

ГЗК – Государственная заводская конюшня “Лужская”; создана в 1930-е гг. в поселке Калгановка. В письме речь идет о выплате денег за лошадей, предоставленных конюшней Платонову для поездки по маршруту Радищева – из Ленинграда в Москву. Счет на сумму 2847 рублей 55 копеек, включавший такие пункты, как перевозка лошадей от Луги до Ленинграда и их дальнейшая эксплуатация с 22 февраля по 22 марта, овес, сено, подковные гвозди и шипы, – был направлен писателю 24 марта 1937 г. (см.: РГАЛИ. Ф. 2124. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 4–5). Удалось ли Платонову добиться от ГЗК снижения предъявленной ему суммы, неизвестно.

779

Мерин Сончик и кобыла Зорька выведены позднее Платоновым в рассказе “Великий человек”.

780

Скорее всего, речь идет о фрагменте романа “Путешествие из Ленинграда в Москву”. 14 октября 1937 г. на заседании секретариата правления ССП рассматривалось заявление Платонова о выделении ему средств в сумме 3 тысяч рублей для окончания и обработки рукописи романа “Путешествие из Ленинграда в Москву”. Из выписки следует, что Платонов получил аванс за роман в 4 тысячи рублей от журнала “Знамя” (выступление заведующего “Гослитиздатом” Н. Н. Накорякова); было принято решение “оставить вопрос открытым” и просить редакцию журнала “Знамя” “в срочном порядке” заслушать отчет Платонова о “результатах его поездки по пути Радищева” и о состоянии рукописи романа. Выписка из протокола заседания секретариата была переслана Платонову (см.: РГАЛИ. Ф. 2124. Оп. 1. Ед. хр. 21). Предполагаем, что выписка зафиксировала ошибку выступающего и речь должна идти не о журнале “Знамя”, а о “Литературном критике”. Как следует из февральских писем Платонова (см. п. 213–217), в финансовой поддержке поездки Платонова участвовал журнал “Литературный критик”, и, скорее всего, писатель представил именно в этот журнал начало романа под названием “Путешествие”; в апреле 1937 г. Платонов делал сообщение о своей творческой командировке на совещании в “Литературном критике” (см.: РГАЛИ. Ф. 2124. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 16). Роман “Путешествие из Ленинграда в Москву” значился в планах издательства “Советский писатель” до 1941 г. Рукопись романа не выявлена; сохранились только его наброски (хранятся в фондах Платонова ИМЛИ и ИРЛИ).

781

Платона арестовали 28 апреля 1938 г. Несколько дней Платоновы находились в полном неведении, куда пропал их сын, и терялись в догадках. Только 4 мая, когда пришли с ордером на обыск, выяснилась причина исчезновения сына. При обыске были изъяты: детское духовое ружье, плоскоствольное охотничье ружье “Фроловка”, две рукописи, выполненные рукой Платона (киносценарий “Наша любовь” и пьеса “Героиня”). Платонов обращается с просьбой в НКВД вернуть рукописи, не принадлежащие сыну, объясняет, что приучал Платона к грамотности, давая переписывать свои произведения (см.: Шенталинский В. Предисловие и комментарии // Платонов А. Технический роман. М., 1991. С. 41). Изъятый сценарий неожиданно всплывает на допросе Платона в его показаниях от 9 июня 1938 г.: “…числа 10 апреля этого года я в баре встретился с АРХИПОВЫМ Игорем. Незадолго до этого я направил в «Ленфильм» свой сценарий, который был мне возвращен с отрицательной оценкой. Этим актом я был озлоблен и рассказал об этом случае АРХИПОВУ. В дальнейшем мы говорили уже о политике советской власти в отношении искусства, а затем и о политике вообще” (ЦА ФСБ. Дело № 19067. Л. 11).

782

Почти каждый, кто оставил об Андрее Платоновиче свои воспоминания, обмолвился так или иначе о причинах ареста его сына. У одних сохранилось в памяти, что Платона вместе с друзьями забрали на вечеринке, другие свидетельствовали, что сын-школьник собирался убить вождя, а третьи утверждали, что виной всему донос одноклассника, которому нравилась та же девочка, что и Платону. В 1994 г. Л. Разгон сообщил, что сидел с Платоном в одной тюремной камере и что сын писателя за короткий срок совместного пребывания в застенках НКВД поведал ему о себе и о причинах своего ареста: “Это был счастливый и несчастливый мальчик. Счастливый потому, что судьба наградила его красотой, любовью к музыке, приятным голосом, умением играть на гитаре, способностью рассказывать занятные истории, петь модные блатные песни и быть душой любой компании. А несчастливым он был потому, что родился и вырос в бедной и неудачливой семье. Странноватый отец – писатель, со своей отчужденной от семьи жизнью. Случайные, не всегда литературные заработки, вечная нужда в доме, тяжкие запои. Сына любит, но кричит на него и не хочет понять, чего ему не хватает. А ему не хватает модной курточки, какие носят все ребята в округе; а ему не хватает хоть немного своих денег, чтобы не опускать глаза, когда вся компания расплачивается в кафе или ресторашке; ему даже своих папирос не хватает, и он должен делать вид, что только что выбросил опустевшую пачку…” (Разгон Л. Отрок Платон // Литературная газета. 1994. 1 июня. С. 12). Смелая фантазия Разгона рисует картину преступления Платона. Случай будто бы столкнул юношу с немецким резидентом, и он за солидное вознаграждение согласился передавать все разговоры, ведшиеся в компании молодых военных летчиков из Военно-воздушной академии. Под маской немецкого резидента скрывался, разумеется, сотрудник НКВД, о чем наивный “отрок” не догадывался. Разгон бросил незаслуженное обвинение в адрес не только Тоши, но и Платонова, который, по его мнению, своим невниманием и непониманием толкнул сына на шпионаж в пользу немецкой контрразведки. Вскоре это облако клеветы было рассеяно в статье журналиста И. Кутиной и сотрудника архива ФСБ В. Гончарова. Версия ареста воспроизводилась со слов самого Платона, допрошенного следователем: “Поводом для ареста послужила история, начавшаяся на вечеринке в баре на Тверской. Платон с приятелем, студентом рабфака А., написали глупое письмо, адресованное жившему в том же доме, где и семья Платоновых, корреспонденту немецкой газеты, с которым ребята не только не были знакомы, но и фамилии его не знали.