Под сенью храма - Константин Васильевич Беляев

с советом сулила ему обязательную потерю места, второй — потому что не хотел нарушить кажущийся мир и покой в епархии. Ведь духовное следствие по поводу проделок какого-либо церковного совета влекло за собою его переизбрание, а это было связано с разжиганием страстей в общине верующих, со всякими скандальными разоблачениями. В ходе этой кампании самые отъявленные жулики обычно становятся и самыми ревностными в клятвах о бескорыстии и желании не пожалеть живота во славу церкви, на пользу верующим. Такие обычно оказываются избранными, а члены отстраненного совета становятся при них «экономическими советниками».　

Положение батюшки при этом настолько ухудшается, что успел бы он только ноги унести из прихода. Но бывает и иначе. Случается, что батюшка попадется волевой и все заберет под свою руку.　

Однажды, возвращаясь в епархию из командировки по ревизским делам, я остановился на полустанке, название которого мне было знакомо потому, что где-то поблизости располагался приход беднейшей церкви. Считалось, что поскольку отец Петр берет в епархии свечей всего на тысячу в год — килограмма полтора на вес, — то доход его храма не превышает трех тысяч в год. Не храм, а инфузория по сравнению с городским собором-гиппопотамом, где годовой доход составлял несколько сотен тысяч. Взносов на патриархию с отца Петра никогда не требовали, хотя иногда он переводил сотенку-другую, и все хвалили его за щедрость и бескорыстие. Отец Петр более двенадцати лет был настоятелем этой церкви-карлика, но никогда в епархии не показывался и жалоб на него не было. Мне представлялся он дряхленьким, седеньким, в залатанном подряснике, безропотно несущим тяжесть своего горемычного бремени, а церквушка его — скособоченной, с побитыми окнами и слоем пыли на обветшалых рамах.　

Больше из чувства жалости к человеку, чем из служебных побуждений, я решил по собственной инициативе побывать у отца Петра и дал о том владыке телеграмму.　

До прихода не менее двадцати километров. Попутного транспорта не было. Пришлось идти пешком.　

Был ясный солнечный день. Вокруг станционного поселка темнел лесок, приятно, манивший прохладой и тишиной. Я шел лесною тропкою долго, миновал три деревушки, словно по волшебству возникшие на бывших пожарищах. Дома с узорчатыми наличниками, палисадничками, с клумбами в этих издавно бедных местах казались сказочными. К вечеру на равнине, перед которой расступился лес, увидел большое село, в центре которого возвышалась белая громада церкви с куполом, окрашенным в зеленый цвет. Храм окружал сосновый борок, в котором уютно белел хорошенький просторный домик.　

В церкви шло богослужение, но молящихся было мало — десять — пятнадцать человек. За свечным ящиком стоял угрюмого вида старик, воззрившийся на меня с любопытством и удивлением. В ящике было штук тридцать свечей.　

— Не вы ли церковный староста? — спросил старика.　

— Никак нет, — ответил он, чеканя слова. — У нас такой должности нет. И церковный совет отменили…　

Таким сообщением я был немало удивлен.　

— Кто же поставил вас торговать свечами?　

— Батюшка, — ответил старый солдат. — Порядок такой. На каждую службу батюшка ставит к ящику нового человека, выдает ему свечи по счету и деньги за проданное по счету же принимает обратно…　

Всем хозяйством распоряжается батюшка единолично? Такой порядок был для меня внове.　

— Отец Петр у нас хороший, — пояснил старик. — Двенадцатый год о храме радеет и во всем порядок любит. Мы им премного довольны.　

В церкви было чисто, полы и стены покрашены масляной краской, иконы блестели начищенной медью, церковная утварь и облачения сверкали как новенькие. Доходы у церкви, судя по всему, были немалые: километров за пятьдесят в округе не было другой церкви и верующие со всеми требами обращались к отцу Петру. Прикинув мысленно количество свечей, продаваемых в　сутки, — эти сведения сообщил мне старый солдат, — я убедился в том, что доход храма составляет примерно 60–70 тысяч в год, а не 3 тысячи, как проставлял в отчетах священник. Допустим, на ремонт церкви тратил он тысяч двадцать в год, а остальные?　

— Ай да отец Петр! Ловок, пройдоха!　

Старик же, видя, что немало меня заинтересовал, охотно хвастал своим приходом:　

— Люди у нас дружные, ко храму приверженные. Как стал батюшка с ремонтом сбираться, ему нанесли олифы, краски, разного материалу — на два ремонта хватило бы, право…　

Когда отслужили вечерню, я подошел к отцу Петру. Он и виду не подал, будто приезд мой ему неприятен. С радушием встретил и тотчас повел в дом.　

Дом его был километрах в трех от церкви. Но что за домина! Редко в городе такой встретишь: большой пятикомнатный со всякими службами, стоял он в центре роскошного сада. В комнатах с большим вкусом расставлена плюшевая мебель, на стенах висели ковры, дорогие картины.　

Матушка, приветливо встретив у порога, тотчас скрылась на кухне, сверкавшей кафельной плиткой.　

Отцу Петру шел седьмой десяток от роду. В прошлом казачий офицер с Кубани, был он здоровьем не по годам крепок, а осанкой, манерой громко разговаривать, раскатисто смеяться и высказываться обо всем откровенно, без обиняков, еще более подчеркивал свою принадлежность к воинскому званию. Едва я назвал себя, как он, глядя прямо в глаза, с сожалением покачал головой:　

— Поди ж ты! Вот не знал… Вот не знал…　

— Чего не знали?　

— Не знал, что в епархии есть такая должность — ревизор.　

— Могу подтвердить, — попытался я вытащить бумажник.　

— Не надо, не надо, — запротестовал отец Петр, — я и так верю. Впредь буду знать…　

— Что именно?　

— Что и вас не следовало обходить подношением.　

Мне стало неловко от такого цинизма. Но отец Петр,　как ни в чем не бывало, делился со мною своим «опытом».　

— Обслуживающего персонала не держу. Зачем платить лишние деньги, когда старушки считают за честь помыть полы в храме. Сами и за очередностью в уборке наблюдают. Сторожа? Тоже не держу. За храмом наблюдает сторож соседнего магазина. Я лишь забочусь о том, чтобы на эту должность попадал верующий.　

— Почему вы распустили церковный совет?　

— А зачем он? Воровать? С этим я и без них управлюсь.　

— Почему скрываете подлинные доходы от епархии? — уже более придирчиво вел я допрос.　

— Так вы же поборами всякими задушите, обдерете.　

— Зачем вы прихожан обманываете, будто церковь большой налог государству платит?　

— Правильно делаю. Уж им-то о наших расчетах с епархией знать ни к чему.　

— Почему не берете свечи из епархии?　

— Зачем же брать по спекулятивной цене, когда на рынке сколько хочешь вшестеро дешевле?　

— Все-таки вы большую ответственность береге на себя, распустив церковный совет, — не унимался я. — Этим вы нарушаете «Положение об управлении русской православной церковью».　

Отец Петр смотрел на меня все с тою же добродушной