Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - Александр Евгеньевич Куланов

специалистом-японоведом. В других же странах японский язык почти неприменим. Вот и живут люди без языка, слепыми и глухими, не зная народа, не зная его культуры, его чаяний и стремлений.

То же незнание языка крайне затрудняет всякое более интимное сближение с японцами (даже тогда, когда к этому нет других препятствий) и делает жизнь наших товарищей в Японии неимоверно скучной. В Токио, напр., когда имеешь свободный час, просто не знаешь, куда деваться. В “Отель Империаль”, в котором, как в клубе, толкутся всякие иностранцы, мы не ходим: и денег для этого нет, да и обстановка там несколько сомнительная. Митинги и собрания (даже такие, где по политическим соображениям можно было бы бывать) пред нами закрыты из-за незнания языка. Театры и кино в большинстве тоже закрыты по той же причине (только в кабуки имеются английские либретто). К тому же театры в Японии очень дóроги (кроме театров типа наших балаганов). Европейской музыки в Токио мало, и в большинстве она весьма посредственного свойства, а японская музыка нас совершенно не трогает и не удовлетворяет. Картинных галерей и музеев, сколько-нибудь заслуживающих этого имени, в Японии нет. Что же остаётся? Остаются кино, рассчитанные на европейцев, где демонстрируются американские картины с английскими надписями и где почти всегда, особенно по субботам и воскресеньям, можно встретить “цвет” здешнего дипкорпуса и вообще здешней европейской колонии.

[Полицейский надзор]

Однако всё то, что я до сих пор говорил об отрицательных сторонах нашей жизни в Японии, ещё не самое главное. Основное зло, которое здесь буквально отравляет нам существование и связывает нас по рукам и ногам, это полиция. Человек, не побывавший сам в Японии, не может себе конкретно представить, какой всемогущий, вездесущий и всеведущий аппарат представляет из себя это почтенное учреждение. Недавно один из наших дипломатов, работающих на Западе, человек опытный и толковый, в письме спрашивал меня, часто ли я встречаюсь с японскими рабочими лидерами и какое они производят впечатление? Я долго смеялся, получив это письмо. Встречаюсь ли я с рабочими лидерами? За 15 месяцев моей жизни в Японии я даже издали не видал ни одного рабочего лидера, хотя бы и правого толка! Да иначе и не может быть в тех условиях, в которые нас ставит японское правительство.

Полиция отравляет нам жизнь здесь двумя способами. Во-первых, она самым тщательным образом следит за каждым нашим шагом. Иногда шпик ходит за нашими работниками по пятам, ничуть не скрываясь, а, наоборот, весьма мило улыбаясь и даже оказывая тому, за кем он следит, различные мелкие услуги (укажет дорогу, поможет нести покупки и т. д.). Однако сейчас эта система применяется не так-то часто. Обычно для целей полицейской информации употребляются более тонкие средства, получение детальных сведений о нас от всех японцев, которые так или иначе с нами соприкасаются. И это совсем не трудно.

Япония Токугавской эпохи была изумительно организованным полицейским государством. Это не прошло даром. Япония наших дней тоже глубоко полицейское государство, несомненно, самое полицейское из всех существующих сейчас в мире.

Я склонен думать, что в этом отношении она превосходит даже царскую Россию. И вот почему. Хотя полиция в царской России была необыкновенно могущественна, она не пользовалась престижем в широких слоях населения, даже в кругах буржуазии и бюрократии (гражданской и военной). Вы, вероятно, помните, с каким презрением к ней относилось офицерство старой армии, как косо на неё поглядывало чиновничество разных ведомств, как враждебно относились к ней люди “свободных профессий”. Для дочери армейского полковника выйти замуж за полицейского пристава был мезальянс. Ещё больше это был мезальянс для дочери инспектора гимназии, не говоря уже о дочери адвоката или врача. В царской России полиции боялись, но её не уважали. И за вычетом штатных полицейских агентов мало кто готов был оказывать ей услуги по части доносов и “информации”. Наоборот, дача такой “информации” в сколько-нибудь “приличном обществе” считалась совершенно непристойным делом. В Японии совсем, совсем иначе. Полиция здесь пользуется большим авторитетом в широких обывательских массах. Выйти замуж за полицейского офицера здесь значит сделать “хорошую партию”. Давать полиции сведения и указания никто, кроме сознательных революционеров, не считает зазорным. Наоборот, делиться всякой “информацией” с полицией тут рассматривается как самое нормальное и естественное дело. Ибо к этому население приучили 2½ века Токугавского режима и 60 лет пореформенной Японии, в данном отношении целиком оставшейся верной “заветам прошлого”. И, наконец, если бы кто-либо по тем или иным соображениям вздумал отказать полиции в нужных ей сообщениях, в руках последней имеются весьма сильные средства воздействия на непокорного. Ведь нравы японской полиции очень жестокие (избиения, пытки применяются на каждом шагу), а люди в большинстве не герои.

И вот в результате полиция имеет возможность следить за мельчайшими деталями нашей жизни. Наша японская прислуга в полпредстве и торгпредстве, вне всякого сомнения, даёт “информацию” полиции, и притом, на мой взгляд, вся, без исключения. В том числе и те, кто состоит в “левых” организациях, кто был в Родо-Номинто[33], Хиогикай[34] и т. д. Разница между отдельными японскими служащими сводится только к тому, что одни в этом отношении более активны, другие менее активны, одни по “советской” линии являются хорошими работниками, а другие – плохими. Не больше. Все рабочие, которые работают в полпредстве и торгпредстве по ремонту, перестройке зданий и т. д., равным образом находятся в контакте с полицией. Все “ами” (прислуги), нанимаемые нашими товарищами для варки пищи, уборки квартир и т. д., точно так же дают “информацию” полиции. К тому у нас имеется много самых разнообразных, подчас весьма курьезных доказательств. Японцы-учителя, занимающиеся с нашими студентами-японистами, японцы-врачи, которые нас лечат, японцы-журналисты, которые к нам приходят, – все “информируют” полицию по интересующим её вопросам. Особенно журналисты: в Японии вообще очень трудно отличить, где кончается журналист и начинается агент полиции. Тем же делом занимаются и все чиновники МИД и других министерств, входящие с нами в соприкосновение, купцы, промышленники, посредники и т. д. и т. д., ведущие дела с торгпредством, даже высшие сановники государства вроде Гото[35] и Кухары. Разница, скажем, между нашим “боем” и Кухарой состоит только в том, что “бой” бегает к мелкому полицейскому чинуше, а Кухара беседует с министром внутренних дел. Но все, решительно все “информируют”…

Вы легко себе можете представить, как такая обстановка действует на наше настроение. Чувствуешь себя буквально связанным по рукам и ногам. Боишься лишний шаг сделать, ибо знаешь, что этот шаг немедленно же станет известным полиции. И, во всяком случае, здесь всегда исходишь (должен исходить!) из уверенности, что полиция о твоём шаге очень быстро узнает.

В связи с этим хочу