Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин

медалью «За боевые заслуги», медалью «За оборону Советского Заполярья». После войны еще орден Отечественной войны получил. И есть еще у меня две памятные медали от короля Норвегии, правда, эти награды я недавно получил.

Насколько часто бывали у Вас неудачные походы за «языком»?

Таких походов было очень много. Как сейчас помню: как ни пойдем — немцы нас обнаруживали, начинали стрелять своими осветительными ракетами, и задание проваливалось. И самое главное, что в порядке вещей то одного, то другого нашего убивали. Так мы, когда приходили с двумя убитыми, считали это почему-то нормальным. И никакого пленного не было. Ведь сейчас если в армии так человек погибнет, того, кто его отправил на задание, просто засудят. А тогда считалось, что это нормально.

Вас, как разведчиков, вообще-то берегли?

Ну как сказать? Не знаю. У нас почти круглые сутки велась перестрелка. И мы, когда в разведку на задания не ходили, стояли в обороне, сменяли друг друга.

А как организовывалась у вас оборона?

Ну, у немцев была хорошо организована оборона, а у нас и никаких проволочных заграждений не было. Мы только, как говорят, в окопах находились. Жили же мы в землянках, которые сзади окопов у нас были выкопаны.

Какими были наши потери в годы войны?

Потери у нас были очень большими. Но большими наши потери были почему? Потому что в основном у нас никакого вооружения-то и не было: были только такие длинные мосинские винтовки. У немцев же у всех автоматы были. У нас их не было, несмотря на то, что потом в нашей стране автомат Калашникова изобрели. Пистолеты были только у офицеров. Ну так как я был офицером, у меня был пистолет ТТ. Когда я ездил в отпуск, у меня в моем аттестате так и было записано: пистолет ТТ. Так что у немцев было вооружение намного лучше, и, что самое главное, у них были очень грамотные офицеры, все это у них передавалось по династии. Ведь Германия в то время была как что-то невероятное. Ну как может маленькое государство полмира за считанное время завоевать? Против Америки, против Советского Союза, против Англии пойти! Я до сих пор удивляюсь, как могла такая маленькая страна на это решиться. Так что потери большие были, я и не сомневаюсь, что у нас 27 миллионов человек погибло.

А такой вопрос: неоправданные потери у вас были?

Такие потери были постоянно. Ведь у нас было как? Вот приказывают солдатам: надо взять такую-то сопку во что бы то ни стало, она — господствующая. Чтобы завоевать эту сопку, нас туда посылают. Немцы дают отпор, человек 10–12 у нас погибает, и мы отступаем на свои исходные позиции. И так было постоянно.

Сколько раз Вы были ранены во время войны?

У меня было два тяжелых ранения и контузия.

Расскажите о том, как Вы эти ранения получили.

Ну, первое ранение как я получил? Первый раз пошли мы, значит, за «языком». Разрезали проволочное заграждение. А оказалось, что проволока была соединена с миной. Миноискателей тогда почти ни у кого из нас не было. Эти миноискатели появились, может быть, в конце войны уже. На Западном фронте они, правда, были, а у нас их не было. Там, на Западе, прежде, чем куда-то идти, брали миноискатель, а у нас и понятия об этом не имели. В общем, мина разорвалась, я получил ранение. Но лечился прямо в части, в тыловой госпиталь меня не забирали. Там же был полевой госпиталь. Там недельку я отлежался, а потом снова продолжил воевать. А второе ранение получил тоже, когда ходил за «языком» группой, это было в боях за освобождение города Киркенеса. Немцы стреляли из своей артиллерии. А у нас там тоже была своя артиллерия: рядом с нашей бригадой стоял 101-й артполк. Так вот, в то время, когда мы находились на задании, разорвался их снаряд, я получил осколочное ранение. Но не только один я был ранен, задело еще несколько человек. И я тогда помог эвакуировать семь наших раненых бойцов. Кстати, этот осколок мне вытаскивали уже после войны. Тогда у меня начались что-то сильные боли между сердцем и легкими, мне сделали операцию, и оказалось, что там осколок был. Ну мне его и вытащили. Была, кроме того, еще у меня и контузия, из-за этого у меня до сих пор проблемы с глазами: могу читать только с лупой. И я считаюсь инвалидом Отечественной войны, есть у меня такое удостоверение. А кроме того, я на Севере получил сильное обморожение, у меня, помню, даже кожа слезала. Но так было у всех, не у меня одного. Ведь жили мы в неотапливаемых землянках, и из-за этого у многих из нас были обморожены руки.

Как с пленными «языками» поступали в дальнейшем?

Их отправляли дальше в тыл, там их допрашивали и делали какие-то выводы. У нас же тоже были лагеря, в которых военнопленные немцы содержались. Даже в Потьме в Мордовии, где мой отец охранял заключенных, был специальный лагерь для военнопленных. Я об этом знаю, но не видел. Дело в том, что мы отправляли пленных в Мурманск на тех катерах, которые привозили нам продукты. А там уже начальство решало, куда их распределять. Но в лагеря специальные, очевидно, их отправляли. А те немцы, которые переходили на нашу сторону добровольно, так среди нас и жили.

Кстати, если говорить о немцах, которые добровольно переходили на нашу сторону, то вот мне какой вспоминается эпизод. Расскажу об этом. Это произошло в 1943 году. Однажды вызывает меня командир бригады. Я прихожу к нему. Смотрю: у него сидит какая-то женщина. Он говорит: «Разгуляев, познакомься!». Я подхожу к этой женщине, беру ее за ручку, знакомлюсь. Тогда мне командир бригады говорит: «Это женщина — переводчик, она прибыла к нам с Полярного для выполнения важного задания. Она поступает в твое распоряжение. Размести ее у себя в землянке. И она будет с вами воевать». Это меня удивило. Ведь я был командиром взвода разведки, ходил за пленными, выполнял различные задания. Тогда, правда, мы на отдыхе находились. Мы периодически менялись: неделю одни служили, неделю мы. Я знал, как тяжело воевать в разведке. И вдруг мне говорят, что с нами будет воевать эта женщина. Я говорю: «А что так-то? Она пойдет с нами воевать? Зачем она нам нужна? Куда она с нами пойдет?» «Знаешь что? — говорит мне командир бригады. —