Владимир Новиков - Пушкин

«Благое супружество» — новый для Пушкина опыт. И эмоциональный и чувственный. Как художник он умеет ценить новизну и пользоваться ею.

Проведя три месяца в Первопрестольной, молодые супруги отправляются в Царское Село, где Плетнев уже нанял им на лето дачный дом.

По пути останавливаются в гостинице Демута на набережной Мойки. (Забегая вперед, отметим, что, поменяв несколько адресов, Пушкины поселятся совсем рядом на той же Мойке.) Успевают за неделю встретиться со многими. Давние пушкинские друзья и знакомые благосклонно принимают Наталью Николаевну. Ее красоту хвалят и Элиза Хитрово, и дочь ее Дарья Фикельмон, и Екатерина Андреевна Карамзина, и ее падчерица Софья. Дамы находят, что женитьба пошла Пушкину на пользу. Долли Фикельмон, впрочем, ощущает некоторую тревогу: «Жена его прекрасное создание; но это меланхолическое и тихое выражение лица похоже на предчувствие несчастия. Физиономии мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем…», — пишет она Вяземскому.

20 мая Пушкин посещает Плетнева. Тот представляет ему молодого писателя Николая Гоголя, произведений которого Пушкин пока не читал.

XXIV

У Жуковского с Пушкиным летом 1831 года две общие литературные затеи. Одна — соревнование в сказочном жанре. Жуковский сочиняет «Сказку о царе Берендее» и «Спящую царевну», Пушкин — «Сказку о царе Салтане». Другой совместный проект — политические стихи, отклик на польские события. 2 августа Пушкин пишет пространное стихотворение «Клеветникам России», где обращается к французским парламентариям и журналистам, осуждающим военное подавление польского восстания:

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Через две недели Жуковский передает рукопись царю и царице. Стихи приняты благосклонно. 26 августа у Натальи Николаевны именины, на следующий день ей исполняется 19 лет, а 4 сентября она представлена императрице Александре Федоровне. В тот же день ротмистр Суворов, внук легендарного фельдмаршала, доставляет в Царское Село известие о том, что русские войска 26 августа взяли Варшаву, войдя в ее предместье под названием Прага.

5 сентября у Пушкина готово новое политическое стихотворение — «Бородинская годовщина». Там обыграно совпадение даты взятия Варшавы с «некруглой» 19-летней годовщиной Бородинского сражения. К побежденным полякам автор великодушен, а вот высокомерной Европе напоминает о событиях 1812 года, не советуя повторять попытку интервенции.

Жуковский прикладывает к двум стихотворениям Пушкина свою «Старую песню на новый лад», и в итоге составляется книжечка-брошюра. С одобрения Николая I она выходит в свет, отпечатанная в военной типографии небольшим тиражом в 200 экземпляров. Стихотворение «Клеветникам России» перепечатывает газета «Русский инвалид».

Книжечка имеет успех в официальных кругах, ее патриотический пафос импонирует и большей части публики. Недовольно только либеральное меньшинство, оно считает, что Пушкин с Жуковским угождают власти. Вяземский называет такие стихи «шинельными». Он считает, что «нравственная победа» на стороне поляков, а русским гордиться совершенно нечем.

Подобные мнения на страницы прессы, конечно, не проникают. Споры ведутся в устных разговорах, в письмах, в записных книжках (как в случае с Вяземским). Пушкина неожиданно поддерживает Чаадаев: «Вот вы, наконец, и национальный поэт; вы, наконец, угадали свое призвание», — пишет он автору «Клеветников России» и «Бородинской годовщины».

«Народные витии» Западной Европы об этих стихах Пушкина не услышат и никак на них не откликнутся, что сразу предсказал ехидный Вяземский. Да и российская правительственная бюрократия не очень заинтересована в продвижении патриотических стихов на Запад. «То спор славян между собою», — эта строка из «Клеветников России» окажется пророческой в нежелательном для автора смысле.

А что потом? Когда Пушкина посмертно назовут «солнцем русской поэзии», его имперские стихи 1831 года станут для прогрессивной общественности своего рода «пятнами на солнце». В советское время они будут замалчиваться, поскольку противоречат схематическому мифу о Пушкине-революционере, друге декабристов, борце с самодержавием и его жертве. Вопрос об оценке этих стихов, о их месте в поэзии Пушкина в начале XXI века останется открытым. Современный читатель волен решать его по-своему. А помочь тут может пушкинское стихотворение «Эхо», написанное как раз по завершении «Бородинской годовщины».

Ревет ли зверь в лесу глухом,

Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поет ли дева за холмом —

На всякий звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов —

И шлешь ответ;

Тебе ж нет отзыва... Таков

И ты, поэт!

Поэт — эхо, откликающееся «на всякий звук». Этим достигается универсальность творимой художником картины мира. Существует в мире и такой «звук», как патриотическая гордость. Он не остался без пушкинского поэтического «ответа». Без «государственнических» стихов мир Пушкина был бы неполон.

Вскоре, по прочтении «Сказки о царе Салтане», Николай Гнедич назовет Пушкина «протеем». Протей в греческой мифологии — божество, способное менять облики. Пушкин как художник перевоплощает и в тираноборца, и в правителя, он умеет ощутить себя и отдельной личностью, и целым государством.

«Протеизм» — это не бесхарактерность, не приспособленчество. Это всеотзывчивость. Свойство не просто большого таланта, но художественного гения, человека-мира. Он творит бескорыстно, не придавая значения ни хвале, ни хуле. В сущности своей искусство самодостаточно и ни в чьем ответе не нуждается: «Тебе ж нет отзыва…».

XXV

Пушкины переезжают из Царского Села в Петербург. Нанятая квартира им не нравится. Дмитрий Николаевич Гончаров живет на Галерной, там же он находит жилье для сестры с мужем, в доме Брискорн, где они и поселяются 21 октября.

Выходит в свет книга «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.». К Пушкину заходит юный выпускник лицея Павел Миллер. Видит книгу на столе и спрашивает: «Кто этот Белкин?». В ответ слышит:

— Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно.

Но простота, краткость и ясность пушкинской прозы будут оценены не сразу. Не только при жизни автора, но и потом долго будут преобладать скептические оценки. Белинский отнесет «Повести Белкина» к «беллетристике». Лев Толстой скажет: «Повести Пушкина голы как-то», хотя сам в поздней своей прозе повернет в сторону аскетизма и лаконизма. А подлинным наследником Пушкина-прозаика станет Чехов.