Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

Ознакомительный фрагмент

Приблизительно половину Красной армии составляли австрийские военнопленные, в основном мадьяры. Эти люди на самом деле хотели вернуться домой, хотя некоторых из них пропаганда сделала энтузиастами-коммунистами. Однако существовал один знаменитый чисто русский корпус, Жлобинский полк, которым командовал еврей по фамилии Рубинштейн. Он был сформирован из освобожденных заключенных и всякого рода сброда в русских городах.

Они сеяли террор везде, где только появлялись. Они возвращались через Ташкент, когда мы были там. Цирюль, начальник милиции, сам счел за лучшее спрятаться, а наши русские друзья также приготовили для нас укрытие.

Правительство состояло в основном из евреев, и это приводило к недовольству, особенно в армии. Солдаты говорили «Здесь в армии у нас есть русские, мадьяры, немцы, сарты, киргизы и армяне, но нет евреев. Евреи жируют в Ташкенте, пока нас там нет, и мы сражаемся за революцию». Это не было, строго говоря, правдой. Были евреи и среди солдат, и среди высшего командного состава, но, конечно, евреи были редки среди нижних чинов на фронтах.

В октябре 1919 года Апин, один из большевиков, посланных из Москвы для укрепления в правительстве правильной советской линии, издал воззвание, декларирующее состояние войны в Туркестане и призывающее всех бывших офицеров царской армии зарегистрироваться. Каждый, кто отказывался сделать это, с определенного дня рассматривался как дезертир. Они требовались как инструкторы, но для предотвращения любого неразрешенного или нежелательного поведения они использовались только в школе инструкторов в Ташкенте, так что они контактировали исключительно с теми, кто считался надежными и неподкупными коммунистами. В дополнение в каждом подразделении Красной армии был политический комиссар с небольшим штатом сотрудников. Эти люди не вмешивались в тактическую или военную подготовку, но имели дело с подачей соответствующих новостей, песен, театральных постановок и другими формами пропаганды. Они также занимались дисциплиной, наблюдали за подозрительными лицами и другими подобными важными вещами.

Помимо неожиданной и случайной опасности, как прибытие Жлобинского полка, у нас были и другие возможные неприятности, в частности, мы все могли быть арестованы правительством. Однажды в дом, где мы обедали, пришла телефонограмма такого содержания «Эти два инженера будут взяты на фирму с сегодняшнего дня». В таких сообщениях следовало искать скрытый смысл, чтобы их понять. Это сообщение могло означать, что Блейкер и я будем арестованы, но мы не стали предпринимать никаких действий, и ничего такого не случилось.

Однажды в наш отель позвонил тибетский доктор. Я всегда жалею, что меня не было в этот момент, и таким образом я пропустил чрезвычайно интересный разговор. Его фамилия была Бадмаев (русская форма тибетского слова padma — лотус, которое входит в мантру От Mane Padme Hum), и у него была выгодная практика в Санкт-Петербурге. Этот Бадмаев получил известность, когда Доржиев возглавлял в России миссию от Далай Ламы к царю в 1901 году, которая явилась основной причиной нашей ссоры с Тибетом и привела к формированию нашей политики по отношению к этой стране. Он был другом Распутина и упоминается в различных счетах этой мрачной личности. Бадмаев лечил людей травами из Лхасы. Я знал одного русского, который консультировался у него. Он сказал мне, что в приемной Бадмаева была вся элита столицы; когда в свою очередь он попросил его вылечить с трудом поддающуюся лечению болезнь кожи, Бадмаев осмотрел пораженное место в увеличительное стекло, вынул несколько засушенных листьев из ящика бюро, велел моему другу смешать их с вазелином и прикладывать к больному месту и положил в карман свой гонорар. Мой друг сделал все, как он велел, но волшебная трава не подействовала! Позднее, когда я был в Лхасе, я навел справки про Бадмаева, но никто о нем ничего не слышал.

Другим посетителем был афганский доктор, имя или прозвище которого было Ибрагим. Блейкер виделся с ним, и мы пришли к выводу, что это был один из многих большевистских агентов, приходивших к нам под разными личинами. Оказывается, мы ошибались, и бедняга был арестован большевиками, которые подозревали его в бесчисленных злодействах только потому, что он имел неосторожность посетить нас. Он был освобожден из заключения белогвардейцами во время «январских событий», к рассказу о которых мы подойдем в свою очередь.

Обратился к нам также турок, назвавший себя Сулейманом. Его история заключалась в том, что он занимал должность в турецком посольстве в Тегеране, но он был уволен из-за слишком большой дружбы с нашей дипломатической миссией. Мне удалось выяснить с помощью телеграммы из Кашгара, что эта история была ложью. Я так никогда и не узнал, кем он был на самом деле или какова была цель его визита.

Десять дней спустя после нашего прибытия в Ташкент к нам присоединился сэр Джордж Макартни. Он провел двадцать восемь лет в Кашгаре и являлся фактически там консулом с сопряженной с этой обязанностью многочисленными и тяжелыми трудностями и опасностями. Сейчас он находился на отдыхе и хотел вернуться в Англию. Поэтому до его возвращения было условлено, что он съездит в Ташкент, чтобы представить миссию и помочь ей своим авторитетом и знаниями местных особенностей и влиянием. Он мог затем вернуться через Россию или через Индию либо через Ашхабад и Мешхед, либо, что он мог сделать реально, через Гилгит и Кашмир. Сэр Джордж до этого проезжал через Ташкент семь раз и был хорошо здесь известен. Мы беседовали с Дамагацким вместе с ним несколько раз. Его влияние и поддержка были бесценны для Блейкера и меня.

В один из дней сэр Джордж, Блейкер и я отправились в Белый дом, в бывшую резиденцию генерал-губернатора Туркестана, чтобы повидаться с главой комиссаров, главой Туркестанской республики, человеком по фамилии Колесов.[27] Он был смазчиком на железной дороге, пока революция не возвысила до его нынешнего положения. Дамагацкий также присутствовал при разговоре.

Сэр Джордж объяснил намерения, которые мы имели в виду, и также подчеркнул, что мы не шпионы, а прибыли с определенными целями и что мы надеемся, что наши неформальные контакты будут взаимополезными.

Колесов спросил нас, как это можно понимать прибытие миссии в Ташкент в свете нашего нападения на советское правительство в Архангельске. Мы объяснили, что не имеем информации об этом и не имеем возможности связаться с нашим собственным правительством.

Что касается наших специфических просьб, которые мы уже изложили Дамагацкому, Колесов сказал, что он так же, как и мы, озабочен тем, чтобы военнопленные не возвращались домой в свои страны; они были нужны Красной армии.