Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц

марксистского обобщения – я имею в виду труды школы Лавджоя157, книгу Курциуса158 о средневековой литературе, разработку многих этнографических мотивов в громадной полезной литературе. Леви-Строса я всего одолеть не мог. Несколько глав «Структуральной антропологии»159 и ещё кое-что прочёл. Это, разумеется, явление не вполне чистое, скорее, спекулятивное. Все эти схемы и математически расположенные рубрики, тёмная терминология, придающая всему будто бы точный оттенок, на деле не играют никакой полезной роли у почтенного автора. Когда дело доходит до чего-то большего, чем учёные ужимки и прыжки, он обращается к традиционным догадкам в духе Фрейда и Юнга. Тогда проглядывает что-то похожее на мысль, но она может существовать и без «структурализма». Кроме того, если обнаружить структуру всего этого структурализма, то останется род этнологического функционализма, то есть возвращение к понятиям общечеловеческого абстрактного типа, объединяющим современное буржуазное общество с первобытным миром. К этому сводится вся атака против диахронического рассмотрения фактов. Буржуазное сознание всегда было «системой», выступающей против историзма. Ново (конечно, весьма относительно ново) здесь лишь модное отвращение к недавно модному субъективизму и релятивизму. Периоды экспрессионистической выразительности и строгой систематики в духе конструктивизма двадцатых годов постоянно сменяются в этом «мифе двадцатого столетия». Статью Жолковского160 я не читал, поищу номер журнала и потом Вам скажу моё мнение.

Я собираю сборник статей, написанных после 1953 г. по настоящее время161. Здесь и «Мариэтта»162, и «В мире эстетики»163, и прочее (включая статьи против Видмара, которые, кажется, у вас публиковались)164, возможно, есть что-нибудь Вам неизвестное, вроде статьи о Вольтере (1953)165.

Жизнь моя незавидная – главным образом потому, что я не в силах заняться хоть чем-нибудь серьёзным. Даже работа по переизданию Маркса стоит166. А занят я мелкими поделками, которые неизбежны и потом дважды или трижды возвращаются ко мне.

Я слышал, что Вы очень больны. И это весьма беспокоит меня. Хороши ли у Вас врачи? Привет Марише я передал.

Л.Я. кланяется Вам. Мы оба желаем крепкого здоровья!

Ваш Мих. Лифшиц

16 ноября 1970 г

Дорогой Владимир!

Ужасно мне неприятно, что Вам предстоит больница и операция. Бог даст – всё пройдёт благополучно, но удовольствия, конечно, в этом никакого нет. Тем более мне совестно, что я заставил Вас так долго ждать, не отвечая ни слова, и что Вам придётся тратить время на мои сочинения перед тем, как заняться более серьёзными делами Вашего здоровья.

Что я могу сказать в своё оправдание? Только то, что моё сердце тоже подверглось всяким операциям, правда, в фигуральном смысле. Главное дело – был у меня спешный, безысходный труд, который я с мучением завершил. Усталость страшная, сна нет, нервы никуда. Вдобавок большой веры в практическое значение моей мазни не имею, нет этой веры в себя. Работаю по инерции.

Весь этот поток «жалких слов» имеет, конечно, целью доказать, что я не мог Вам ответить раньше. Не было у меня и внутренней ясности по поводу статьи, которую Вы хотите переводить. И вот результат, к которому я пришёл теперь, когда имею больше времени думать. По-моему, в нынешней ситуации было бы правильнее напечатать статью в том виде, в каком она была опубликована у нас в журнале «Коммунист». Конечно, жалко те части, которые вошли в книгу, изданную у нас в издательстве «Прогресс» на немецком и английском языках. Но думаю, что для настоящего момента, судя по содержанию тех вопросов, которые затронуты в распространённом варианте статьи, лучше остановиться на тексте «Коммуниста»167.

Мы с Л.Я. горячо желаем Вам здоровья и будем думать о Вас.

Ваш Мих. Лифшиц

2 декабря 1970 г

Дорогой Владимир!

Мне как-то совестно, что в таком физическом состоянии, да ещё перед операцией, Вы должны заниматься моими делами. Но, раз Вы требуете, – вот что я могу сообщить.

По первому вопросу. Подбор статей для сборника «Вопросы искусства и философии» неплохой, но… Мне жаль, что исключена моя статья «Литературное наследство Гегеля», в которой до Лукача и, кажется, не хуже, чем у него, хотя и кратко, изображён молодой Гегель. Я ценю эту мою раннюю работу. С литературной стороны она у меня теперь отредактирована, как и статья «Эстетика Гегеля»168, и, если нужно, тексты я могу быстро прислать. Мне жаль также, что в сборник не вошли две мои статьи тридцатых годов, имеющие принципиальное значение. Это – «Джамбаттиста Вико»169 и «Чернышевский»170. Что касается статьи о Винкельмане171, то я её ещё не редактировал, и потому прошу Вас по собственному соображению удалить все чрезмерные резкости, особенно по отношению к таким фигурам, как Буркгардт172, и вообще немного сбавить тон, столь характерный для условностей тридцатых годов и обязательный в печати тех лет. «Художественный метод Бальзака»173 перевести можно (хотя у меня есть другая статья на тему о Бальзаке, напечатанная в своё время в «Литературной газете»174, статья более общего характера). Что касается «Художественного метода», то история такова. Гриб умер в 1940 г., не успев закончить главу, заказанную ему для «Истории французской литературы» Академии наук. По просьбе В.М. Жирмунского я отредактировал биографическую часть, написанную Грибом, и дополнил статью изложением художественного метода Бальзака. Чтобы увековечить память Гриба, статья была напечатана в журнале «Литературный критик» с примечанием, что она обработана и дополнена мною. Оригинал статьи сохранился в моём архиве. В «Истории французской литературы» она напечатана не была, что уже, вероятно, не зависело от Жирмунского, который прислал мне в своё время лестный отзыв.

По второму вопросу, я предпочёл бы, чтобы мои отношения с Лукачем рассматривались уже после нашей смерти, но почему-то они не дают покоя нашим противникам, или как там их прикажете называть. Мне до смерти надоело читать, что я «ученик Лукача». Дело это носит сикофантский175 характер, но, с другой стороны, просто хотят досадить и уязвить. Судя по тому вниманию, которое без всякого повода уделяется моей малости во всяких исторических и не исторических статьях, я мог бы в самом деле возомнить о себе бог весть что. Обычно я молчу – с полным презрением, но уже дважды всё же пришлось ответить (в статье «Либерализм и демократия», Вопросы философии № I, кажется, за 1968 г., и в дискуссии о мнимой статье Маркса, Вопросы литературы, № 6, 1969 г.176). Я привык к тому, что мне противопоставляют моих учеников и подражателей, не умру и от того, что меня самого будут изображать учеником Лукача, но предпочитаю всё же «мёртвое замалчивание», как говорят немцы. Это гораздо приятнее.

После всего сказанного я не удивился Вашему сообщению о том, что некоторые Ваши соотечественники считают меня учеником Лукача. Мне уже приходилось читать что-то на эту тему в зарубежной литературе. Не стану, конечно, заниматься опровержениями, чтобы не попасть в положение труса, слишком заботящегося о своей репутации,