Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

за это сравнение, хотя, конечно, с точки зрения трезвой оценки международного положения Врангеля оно было совершенно справедливо. Нератов попросил меня заготовить записку по вопросу о признании Портой правительства Врангеля, причём сказал, что и сам напишет письмо Врангелю о свидании с великим визирем и всех ожидаемых от этого последствиях.

Я не дождался циркуляра великого визиря, который был получен Нератовым уже после моего отъезда в Севастополь. Циркуляр содержал краткое объявление турецким властям о том, что они должны признавать за нашей миссией в Константинополе права дипломатического представительства, а за консульством — консульские права и что русские подданные, «подчинённые названной (т.е. нашей) миссии», должны пользоваться правами всех остальных европейских подданных. Это нам и было нужно. Я отправлялся в Севастополь с приятным сознанием пользы, принесённой моим пребыванием в Константинополе, ибо вся предварительная подготовка вышеуказанного признания de facto Портой была осуществлена мною. Польза этого акта заключалась не столько в укреплении международно-политического положения Врангеля, сколько в обеспечении довольно многочисленному контингенту русских подданных в Константинополе тех прав, которыми пользовались остальные европейские подданные.

«Русский Париж» ставит на Врангеля

За несколько дней до моего отъезда из Константинополя через него проехал, направляясь в Севастополь, частный секретарь министра финансов М.П. Дембно-Чайковский. Он рассказал мне все последние парижские политические новости. Между прочим, он сообщил, что П.Б. Струве был принят Мильераном (тогда ещё премьер-министром) и тот был поражён искренностью Струве. Эта искренность так подействовала на Мильерана, что он обещал поговорить с Ллойд Джорджем на конференции в Спа и испросить у него аудиенции для Струве. Однако хитрый валлиец не пожелал из-за Струве портить отношения с большевиками и категорически отказался вести с ним какие то ни было разговоры.

Струве поехал в Спа специально для того, чтобы увидеться там с Ллойд Джорджем, и, согласно принятому в Париже решению, готов был пойти на всё, чтобы купить себе расположение английского премьера. Он согласился бы даже на совместную конференцию с большевиками по русскому вопросу, если бы это предложил Ллойд Джордж. Но все старания оказались тщетными — Ллойд Джордж до конца конференции так и не увиделся со Струве, к большому огорчению последнего.

Между прочим, Струве взял с собой в Спа в качестве «технического помощника» советника парижского посольства Н.А. Базили. Последний плавал как рыба в воде в высокодипломатической обстановке, посылая зачастую сообщения в прессу и посольство от собственного имени, но, как и следовало ожидать, реальной пользы не принёс, ибо главного задания — войти в сношения с английской миссией в Спа — ему выполнить не удалось. Отправляясь в Спа, Базили говорил, что только он способен выполнить желание Струве и устроить ему встречу с Ллойд Джорджем, затем в течение всей конференции обнадёживал Струве, но в конце концов сослался на «непреодолимые препятствия». Позже с курьерской почтой были получены депеши о Спа за подписью Базили, совершенно бессодержательные и отражавшие лишь безграничное самомнение последнего.

Глубокомысленный план помирить французов и англичан с немцами за счёт большевиков, придуманный Струве, не пришлось даже высказать, так как после неудачи с англичанами Струве побоялся начать сепаратные переговоры с немцами, опасаясь испортить начинающиеся более или менее тесные отношения с французами. В самом деле, в тогдашней обстановке это был бы шаг, весьма рискованный для врангелевского правительства. Уже одна попытка начать в Спа прямые переговоры с немцами могла в глазах французов превратить Врангеля в германофила. То, что могли себе позволить союзники, не мог позволить Врангель, поддерживаемый ими.

Дембно-Чайковский передал мне также, что с французами у Врангеля отношения сейчас, при Струве, как это ни странно, лучше, чем у Деникина при Сазонове. Струве публикует во французских газетах обширные интервью, где предсказывает близкую победу над большевиками и в самых мрачных красках рисует внутреннее положение в советской России. Всё это широко перепечатывается и комментируется в благоприятном смысле. Самым неприятным моментом, однако, является откровенный флирт Ллойд-Джорджа с большевиками, не позволяющий ни в какой мере надеяться на Англию в решении русского вопроса. Это очень беспокоит Струве, и он не знает, что предпринять, чтобы привлечь англичан на свою сторону.

Что касается отношения к Врангелю русской колонии в Париже, то общественные круги — как друзья, так и недруги — находятся под влиянием оптимизма Струве. Правые связывают с Врангелем свои самые сокровенные надежды, левые опасаются, как бы Врангель действительно не оказался в роли диктатора России, и с серьёзным видом обсуждают и осуждают качества «генералов», его окружающих. Как бы то ни было, все взоры обращены к Крыму. Высказывается мысль устроить нечто вроде «государственного совещания» при Керенском, но парижане настаивают, чтобы это совещание именитых русских людей состоялось в Париже, а Струве считает, что если его и созывать, то только в Севастополе.

Дембно-Чайковский таинственным шёпотом поведал мне также об интригах, которые ведутся против его патрона М.В. Бернацкого. Последнего хочет «съесть» Кривошеин и не допускает его до Врангеля и прямых переговоров с главнокомандующим. Открыто ищут заместителя Бернацкому, и в качестве такового намечен бывший царский министр финансов Барк, но его не назначают, ожидая изменения военного положения врангелевской армии; пока же считается желательным через Бернацкого, бывшего министром при Временном правительстве, сохранить преемственность в финансовом отношении. Если же пророчества Струве осуществятся хотя бы в ничтожной доле, то Бернацкий станет первой жертвой. При этом Струве, по словам Дембно-Чайковского, всецело на стороне Кривошеина и не желает заступаться за Бернацкого.

Вообще Струве совершенно не в состоянии сопротивляться «генералам» и не только не желает образумить их и разочаровать в конечном исходе врангелевской эпопеи, но и сам всеми возможными средствами раздувает значение армии Врангеля. Скептики-парижане удивлены, ибо Сазонов при гораздо более выгодном положении Колчака и Деникина не позволял себе таких преувеличенных похвал, какие допускает Струве в отношении главнокомандующего и правителя Крымского полуострова. Приятель Струве Б.Э. Нольде потешается над министром иностранных дел и говорит, что тот побивает все рекорды казённого оптимизма.

Севастопольское дипломатическое ведомство

Я уехал в Севастополь в качестве дипломатического курьера 2 июля н. ст. на транспорте «Екатеринодар», который шёл, однако, сначала в Феодосию. Я торопился, парохода прямого сообщения не было, и мне пришлось воспользоваться единственной возможностью — названным транспортом. На него я попал благодаря содействию военно-морского агента в Константинополе. Из Феодосии я морским путём, с заездом в Ялту, добрался до Севастополя, где остановился в квартире моей матери. Немедленно по приезде я отправился в управление иностранных дел, помещавшееся в бывшей гимназии Ахновской.

Управлял нашим ведомством в это время Г.Н. Трубецкой, замещавший Струве. С Трубецким я был