Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Зимою я часто ходил в заснувший Ботанический сад, где жизнь билась в оранжереях и больших лабораториях. Да, совсем забыл! За это время в Тифлис пришли большевики. Их приход решительно ничем не отразился на моей жизни, тесно связанной с жизнью Ботанического сада и музея. Научная работа продолжала идти тем же темпом, как и раньше. Ничего не изменилось в этих лабораториях, наполненных светом, воздухом и запахом реактивов. Так же монотонно тикали приборы физической обсерватории. На барабане сейсмографов не отразился приход большевиков. Зима прошла незаметно, и в Ботаническом саду почувствовалось приближение весны. Весна в нем начинается всегда раньше, чем в самом Тифлисе, так как он отделен от города высоким каменистым хребтом, задерживающим холодные ветры. Весна наступила как-то внезапно. Раскрылись огромные оранжереи, и масса растений была высажена в грунт. Теперь я пропадал в Ботаническом саду. Меня увлекла эта кипучая жизнь. Я целые дни проводил в различных отделениях Сада, прислушиваясь и приглядываясь к этому водовороту жизни. Одуряющий запах цветов огромных магнолий смешивался с неумолкающим пеньем богатого птичьего населения и трескотней кузнечиков. Это лето я провел в Боржоми, совершая постоянные экскурсии в его окрестности. Это было самое красивое лето, которое я когда-либо проводил.

Таким образом протекала моя жизнь в период гражданской войны. Этот полный кошмаров период ничем не задел меня; он прошел где-то стороной.

8 класс

23 года

Воспоминания из гражданской войны

Измученных физически и нравственно, нас, раненных в боях при взятии Ростова в феврале двадцатого года, везли в санитарном поезде в сторону Екатеринодара. Пятьдесят верст, которые нам пришлось проехать до узловой станции Кущевки, наш экспресс пролетел ровно в сутки. Мы надеялись, что отсюда нас уже без задержки направят в Екатеринодар и распределят по лазаретам. Но увы, надежды наши лопнули, как мыльный пузырь. Ни поездное наше начальство в лице старшей сестры, которую мы все вскоре возненавидели, ни комендант станции, никто не знал, что с нами делать. Состояние наше было ужасное. Перевязок нам не делали, не кормили, и провизию достать, даже и за деньги, было крайне трудно. Но самое ужасное, бьющее по нервам и заставлявшее нас стараться не выходить из поезда даже для поисков чего-нибудь съедобного, – это был вокзал.

Вокзал представлял из себя какое-то кладбище, до того был он переполнен умершими и обреченными на смерть. Все залы, буфеты и коридоры вплотную были завалены неподвижными лежащими телами. Всемогущий тиф ежедневно приводил сюда сотни страдальцев и безжалостной рукой бросал их на гнилую, загаженную и кишащую паразитами солому. И эти, попавшие сюда, были уже обреченные; только чудо могло их спасти. И они лежали там вперемешку, живые и мертвые, в жуткой тишине, изредка прерываемой бессмысленным бредом. Иногда живой, под впечатлением навеянных на него бредом грез, обнимал мертвого соседа и потом, не разжимая объятий, тоже уходил в лучший мир. Ночью в абсолютной тишине слышался лишь хрип умиравших и писк крыс, устраивающих игры на трупах. По утрам покойников выносили и складывали штабелями в станционном садике. Потом из ближней станицы приезжали подводы; на них штук по десять-пятнадцать набрасывались тела и отвозились на кладбище.

Однажды утром, это было, кажется, на четвертый день нашего стояния в Кущевке, мы с ротмистром М. шли за молоком. Проходя мимо станции, мы были остановлены слабыми стонами, доносившимися до нас из кучи мертвых тел, сложенных около беседки. Мы подошли ближе – стоны стали явственнее. «Живого положили с мертвыми», – мелькнула у нас мысль, и мы, не сговариваясь, начали одного за другим сбрасывать покойников на землю. Почти на самом низу нашли мы стонущего молоденького, лет семнадцати, мальчика-юнкера. Он был жив, он не был даже в бреду. В глазах его был виден дикий, безысходный ужас, он не мог говорить. Оказалось, что его, спавшего, приняв за мертвого, вытащили из станции и бросили в кучу покойников.

23 года

Воспоминания из периода гражданской войны

В последних числах февраля 1917 года в маленьком уездном городке были получены первые сведения о готовящихся событиях. Впервые все слухи передавались «по секрету», чего-то остерегались; но после появления статьи в газете «Южный край» публика стала высказывать свое мнение открыто. Я был тогда в 5 классе гимназии. Вместе со мной учился еврей, человек начитанный и всесторонне развитый. Первыми впечатлениями мы делились между собой в гимназии. Обыкновенно в разговоре принимали участие почти все ученики 5 класса, но особенно много и толково говорил этот еврей, употреблявший тогда много иностранных, иногда даже непонятных для меня, слов. Все разговоры приходили к тому, что сейчас произошло великое событие, что мы должны радоваться ему, поддержать его и т. д. В одно время классом была даже послана телеграмма (которую, наверное, не допустили туда, куда она была адресована) Временному правительству с выражением чувства «доверия» и т. п. («Мы, граждане пятиклассники, доверяем Вам…»). Все эти дни мы восторженно проводили больше в разговорах.

Кончился учебный год, и все разъехались по домам. С началом нового учебного года стали слышаться уже другие разговоры; правда, их было очень мало, но все же стоит отметить. Были слухи о том, что генерал Корнилов идет против Временного правительства; эти слухи постоянно подвергались обсуждению. Сейчас уже можно было заметить некоторое разделение; было несколько человек, которые высказывали свои недовольства Временным правительством, но большинство же оставалось, как и прежде, быть «на страже революции».

Но вот появляются в газетах все больше и больше сведений о деятельности большевиков. Никто не мог допустить мысли о том, чтобы большевики могли появиться у нас. Но проходит зима. Ранней весною появляется отряд пьяных красноармейцев, который и начал хозяйничать. Назначается комиссаром города еврей, что вызывает еще большее недовольство жителей. Тем не менее большевики оставались в городе недолго, хотя за время пребывания успели расстрелять несколько видных граждан. Стала слышна орудийная стрельба; заметно в городе волнение большевиков; а через несколько дней в город вступили немцы. Граждане встретили своих избавителей очень радушно. Жизнь снова начала приходить в нормальную колею. Было вывешено первое обращение к молодежи идти на Дон и оттуда начинать дело спасения Родины. Каждый день на вокзале можно было видеть офицеров, едущих на Дон. С наступлением осени вместе с неприветливыми тучами нависли и вести о том, что большевики опять приближаются. Много жителей стали уходить из города, боясь расправы. Зимой город снова был взят большевиками и на этот раз с большей жестокостью. Начались