Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин

316

Т. Прилуцкая. Личное интервью.

317

М. Аксененко. Личное интервью.

318

Виппер Б. Р. Итальянский Ренессанс XIII–XVI века: Курс лекций по истории изобразительного искусства и архитектуры: В 2 т. Т. 2. — М.: Искусство, 1977.

319

«На вернисаже Е. А. Фурцева, — вспоминает Т. Прилуцкая (Т. Прилуцкая. Личное интервью.), за ночь, по распоряжению самой ИА, написавшая к «Джоконде» буклет, — произнесла тонкий не то спич, не то тост: "Это такая замечательная жжженшина — Джоконда… У нас тоже, — показала она на Антонову, — такая замечательная женнншина"».

320

Виппер Б. Р. Итальянский Ренессанс XIII–XVI века: Курс лекций по истории изобразительного искусства и архитектуры: В 2 т. Т. 2.

321

На картине мы видим напряженные переговоры, в ходе которых Эсфирь устроила перед своим покровителем Артаксерксом превентивный скандал — указав, что третий сидящий за столом — Аман, ее конкурент за влияние на царя, планирующий истребление ее племени, должен быть отстранен от дел и по возможности казнен. Ситуация угрозы требует от Эсфири немедленных радикальных действий — и, решившись, она моментально смещает баланс силы в свою пользу: в самой позе Амана, который явно проигрывает новой фаворитке, видна обреченность. Композиционно в центре Артаксеркс, Эсфирь сбоку — но все же именно она притягивает взгляд в первую очередь: загадочного происхождения внутреннее сияние, обеспечивающее подсветку в этой «живой картине», исходит именно от нее; в ней огонь.

322

Ирина Антонова: Я уже имею право на иронию по отношению к музею и к себе.

323

Дальнейшая стенограмма любопытна скорее как пробирка со случайно сохранившимся образцом внутримузейной атмосферы — или, пожалуй, мини-пьеса из жизни искусствоведческого сообщества, представленного самыми колоритными персонажами, — о чем там они говорят друг с другом? Как о чем: конечно же, все они обсуждают — теперь уже, когда про слепки никто не вспоминает, — то, что приобрели. В. Прокофьев не то капризничает, не то жеманится: «Но почему из четырех картин Строцци выставлена только одна? Почему не нашлось места для "Геометра" Деметруса? Может быть, стоило бы пожертвовать академистами забубенного свойства, как Дольчи, но повесить хотя бы одного Гверчино или Строцци?.. Я должен заметить, что Пуссену против света… как Матиссу было великолепно висеть там, так Пуссену плохо: он становится черным и жухлым… Пока Матисс выглядит там ободранно-фовистским, чего не было внизу… Особенно удались две стены: стена Боннара и стена Дерена. Вот уж где громоподобность так громоподобность! Величие Дерена выступает в самой превосходной степени и оттеняет, с другой стороны, тонкость, вкусность живописи Боннара и Вюйара… Не может жить Руо рядом с Утрилло, не может жить Дюфи рядом с Марке, не может жить Ван Донген в окружении Руссо. Это чудовищная мешанина».

А. Чегодаев (в роли искусствоведа, прекрасного во всех отношениях): «Почему-то случилось так, что в каждом зале обязательно есть какая-то толстая дама с закаченными к небесам глазами. Очень умилительная в одних случаях, очень восторженная в других случаях. Может быть, их можно было бы убрать… Леже я рассматриваю как бедствие для этого зала, вообще для этого музея. Керамика еще хороша, а живопись ужасная. Но нужно помнить, что имеется его жена, которая оказывает весьма основательное давление на музей и от которой все-таки ожидаются разные приношения не только работами ее супруга, но и другими. Я не берусь судить, как выходить из положения, но портрет Нади Леже и "Строители", на мой взгляд, все-таки ужасная вещь».

Главный реставратор Музея С. Чураков сомневается «насчет Родена. Там нехороший щит. Он модерный, мазками сделанный, фактура не вяжется. Если заменить щит… Надо поэкспериментировать, подумать. Он мешает, он выпадает… Так же в Египетском зале — стоящий саркофаг с зайчиком, светящимся на лице. Это прием торгового центра. Никогда саркофаги так не стояли. Дети смотрят и думают, что они всегда так стояли. И мумия лежит, как в холодильнике. Это не вяжется, это совершенно разные стили».

Ученый секретарь Леонович (друг Пастернака и Фаворского, человек одновременно практический и возвышенный; его «скрипка Энгра» — орнитология): «В отношении Греческого дворика. Мне кажется, нужно обязательно рано или поздно унести львов, и если бы можно было и быка перенести куда-нибудь, то этот зал действительно бы выиграл».

М. Либман: «Что касается Бастиена Лепажа и Луара, я не уверен, что их нужно экспонировать. Картина Лепажа ("Деревенская любовь") была любимая картина (Президента Академии художеств в период между 1947 и 1957 гг. — Л. Д.) А. Герасимова, так что я не уверен, что ее нужно экспонировать».

А. Чегодаев: «Это, кстати, любимая картина Ю. И. Пименова. И мне она нравится».

(Ехидный) М. Либман улучает момент, чтобы вставить шпильку: «Видимо, это единственный момент, где вы с А. Герасимовым соглашаетесь».

324

А. Расторгуев. Личное интервью.

325

http://oralhistory.ru/talks/orh-2318/text.

326

ИА мемуары.

327

Г. Козлов. Личное интервью.

328

Переломные восьмидесятые в неофициальном искусстве СССР. Сборник материалов / Сост. Г. Кизельватер. — М.: Новое литературное обозрение, 2014.

329

И, если уж на то пошло, что означает фраза «только через мой труп», касающаяся выставки, которая прошла в Париже в 1979-м и была запланирована в Москве на 1981-й, в устах П. Лебедева, который перестал быть директором Третьяковки в 1979-м, а в 1981-м именно что умер?

330

Благодаря мемуарам Е. Бирюковой (которая при транзите Ленинград — Бордо попала с эрмитажными вещами в Москву, где, в Пушкинском, «столкнулась с явно неприязненным отношением московских коллег, которые явно были недовольны тем, что выставку сопровождали не они, а эрмитажники»; далее она упомянет «слухи, что И. А. Антонова будет стараться заменить меня кем-нибудь из сотрудников московского музея» — не подтвердившиеся) мы знаем об обстоятельствах перелета советской делегации: «…ранним утром 12 мая ящики были погружены на грузовой самолет, летевший в Бордо… Летели мы в необычных условиях — …сидели в маленькой кабинке, сообщающейся с рубкой пилота, а весь самолет был забит ящиками». На вернисаже с участием советского посла и директрисы музея Бордо (дамы сердца мэра, будущего президента Франции) «наше начальство выглядело хорошо, особенно