Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

судьбу. В середине 1980-х годов он, наверное, был одним из немногих, кто воспринял перестройку не как спасение, а как возможность спасения, которой еще надо было по-умному воспользоваться. Осуществляя задуманное по-своему, по-российски, он еще раз доказал, что является человеком страны и поколения, несущего в себе гигантский груз привычек и иллюзий прошлого, с которым он связан в буквальном смысле слова генетически.

Любая произвольно взятая жизнь тянет на несколько романов — стоит лишь внимательнее приглядеться. А что говорить, если это — жизнь Ельцина? Исследователей ельцинского феномена, я думаю, должны заинтересовать ассоциации, выводящие на последние выводы астрономической науки о движении звезд во Вселенной. Оказывается, скорость этого движения свидетельствует о том, что массы небесных светил должны быть в несколько раз больше видимых. Какая-то огромная масса космических путешественниц скрыта, она не светится, поэтому не поддается наблюдению. Эту массу условно назвали «темной энергией». Что это за энергия, какая материя в ней сокрыта, из чего она состоит — ответов пока нет. Кто знает, может быть, и Ельцин нес в себе массу, не видимую глазу рядового обывателя, а потому казался непредсказуемым? «Я считаю, — говорил в одном из своих последних интервью газете «Русская мысль» академик Д. С. Лихачев, — что он действительно думает о народе, но порой попадает в лапы недобросовестных людей, тратит деньги не на то, что нужно стране, и расстраивается, когда видит, что его усилия не приводят к желаемому результату».

Решение главного политического вопроса — о власти в стране — ни на йоту не отодвигало нас от профессиональных забот. В соответствии с программой приватизации в 1996 году предусматривалось продать 8,5% акций РАО «ЕЭС России», принадлежавших государству в лице Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом и Российского фонда федерального имущества. В руководстве РАО «ЕЭС России», как и в Правительстве страны, хорошо понимали, что эти акции смогут приобрести лишь иностранные фирмы и банки, а банки России — только в том случае, если смогут объединиться. Но самое главное, что цена акций РАО «ЕЭС России» на фондовом рынке была почти в тысячу раз ниже реальной стоимости энергетических объектов, внесенных в уставной капитал. Никому в голову не пришло произвести предварительную оценку стоимости этих 8,5% акций по правилам, сложившимся на международном рынке.

В создавшейся ситуации мы не могли оставаться простыми созерцателями. По нашему мнению, программа приватизации должна была проводиться таким образом, чтобы происходил возврат финансовых средств, которые бы использовались для инвестиций в новые энергетические проекты, а не для пополнения бюджета и выплаты заработной платы госслужащим. Поэтому совет директоров РАО «ЕЭС России» выступил против продажи акций. Такую же позицию на первых порах занала и Государственная Дума РФ. Примерно за полгода до окончательной реализации программы приватизации нами в РАО «ЕЭС России» был разработан проект бизнес-плана. В нем предполагалась передача этих 8,5% акций в управление дочерней РАО «ЕЭС России» инвестиционной компании с правом их выкупа у государства по цене фондового рынка в течение одного-двух лет. Перепродажа акций не предусматривалась: они должны были стать залоговым инструментом для кредитования строительства новых энергетических объектов в России.

Проект плана был одобрен советом директоров РАО «ЕЭС России» и направлен на рассмотрение в правительственные инстанции. Вскоре мы узнали, что наш документ одобрил заместитель Председателя Правительства РФ — председатель Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом Александр Иванович Казаков. Но, к сожалению, нам не хватило двух дней, чтобы подготовить постановление Правительства РФ, поскольку Ельцин объявил об очередной отставке кабинета министров.

15 августа 1996 года первым заместителем Председателя Правительства РФ был назначен Владимир Олегович Потанин, а в сентябре пост заместителя Председателя Правительства РФ — председателя Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом занял Альфред Рейнгольдович Кох. Сразу стало понятно, что пришли руководители «новой волны», со своим представлением о путях развития страны. Оба, словно сговорившись, предприняли активные действия с целью ускорить продажу 8,5% акций иностранным фирмам. Проект совета директоров РАО «ЕЭС России» был предан забвению. Наши позиции были ослаблены еще и отставкой Шафраника. Вместо него на пост министра топлива и энергетики РФ 17 августа был назначен бывший директор компании Лентрансгаз Петр Иванович Родионов. С Родионовым я познакомился, когда он был членом совета директоров ЗАО «Северо-Западная ТЭЦ» (Санкт-Петербург). Там он проявил себя толковым энергичным руководителем, настоящим профессионалом-газовиком. Но, как мне показалось, ему мешали замкнутость характера и непоследовательность при принятии решений.

Спустя некоторое время после своего назначения Родионов пригласил меня в кабинет, где еще совсем недавно располагался я. Без лишних предисловий он спросил:

— Какие у вас планы на будущее?

— А почему вы об этом спрашиваете? — ответил я вопросом на вопрос.

— Дело в том, — отчеканил Родионов, — что в Правительстве России есть мнение освободить вас от обязанностей председателя совета директоров РАО «ЕЭС России», оставив за вами должность председателя правления — президента РАО «ЕЭС России».

— А кого вы планируете назначить руководителем совета директоров? — спросил я.

— Министра топлива и энергетики РФ, то есть самого себя, — без тени смущения ответил Петр Иванович.

Мне не удалось узнать, от кого исходило решение: от первого заместителя Председателя Правительства РФ Алексея Алексеевича Большакова или же лично от В. С. Черномырдина. Я с возмущением заявил:

— Пока мне об этом решении не объявит сам Виктор Степанович, я не буду обсуждать этот вопрос и согласия давать не стану. Я не намерен превращать РАО «ЕЭС России» в придаток Газпрома. И вообще вы поступаете некорректно. Лидер в электроэнергетике России пока я. К тому же, смею напомнить, я еще не достиг пенсионного возраста!

Родионов мне напоминал человека, о котором в России XIX века говорили: «Кто знает, что он задумал: то ли уйти в монастырь, то ли спалить деревню». С какой легкостью он берется за определение чужих судеб! С каким наглым самомнением лезет туда, куда его никто не приглашает!

— Вы начинаете реорганизацию РАО «ЕЭС России», — продолжал я в наступательном тоне, — даже не поговорив со мной, не объяснив, какие цели преследует эта реорганизация. В настоящее время все нити управления электроэнергетикой держит в своих руках государство. Совет директоров РАО «ЕЭС России» предпочитает вести свои дела в прозрачном режиме. Мы никому не позволим расправиться с электроэнергетикой так, как это было сделано с другими отраслями. Я знаю, как смотрят на меня в Международном валютном фонде и Всемирном банке реконструкции и развития. Как на камень преткновения! Как на препятствие, мешающее им окончательно приватизировать электроэнергетику России. А вы льете воду на их мельницу!

Я вышел из кабинета Родионова, зная, что каждый из нас остался при своем мнении. По своей сути предложение министра имело право на существование, но по форме оно было нетактично и вызывало естественное