Сергей Есин - Дневник 1984-96 годов

Вечером традиционная "Крона" была закрыта, и мы сидели в какой-то забегаловке. Все старые друзья — Легге, Пафф, пришла в восемь после трех уроков Барбара, как всегда внезапно и неожиданно возник Слава Куприянов. Я пил "Гиннес" и доел мороженое за Викой, Леней, у которого ко всем его несчастьям еще и поджелудочная, за Толей Кимом, он тоже оказался в стольном Марбурге.

В забегаловке нашей компании прислуживал молодой, лет двадцати двух, кельнер. Прелестная, от природы обаятельная морда. Ни о чем он серьезном не думал, жил, как птица. Такая обаятельная мордаха, такой редкой пластики фигура. Правда, Виктория с ее психологической наблюдательностью сразу сказала, что парень педрило. Я не о том. Сидят за столом четверо очень известных руских писателей, Толя строит из себя классика, я приноравливаюсь к этому, за Бородина его книги, за Токареву ее издатели и гонорары, но, боже, как бы сейчас поменять все былое и прошлое на эту легкость движений и безоблачное и ясное понимание жизни. Какая тоска, а перед парнем расстилается весь двадцать первый век.

С Куприяновым поговорили о Евг. Харитонове — он его знал. В поведении тот, говорит Слава, в первую очередь был брутальным.

В тот момент, когда в забегаловке, которая, впрочем, мне очень понравилась, мы ели какую-то домашнюю колбасу на больших тарелках и я наблюдал за обаятельным официнтом, стало известно, что Ельцину сделали операцию и она прошла удачно. Ну, и слава богу. Человек страдающий всегда достоин прощения. Через час, уже по телевидению, я видел демонстрации на Красной площади в Москве и на Дворцовой в Ленинграде: старики и старухи несли плакаты "Мы хотим есть". В еду входит и хирургическая операция нашего президента.

6 ноября, среда. Все утро, что мне не свойственно, медленно, заглядывая в магазины, не волнуясь, не завидуя и не нервничая, гулял по городу. Но еще до этого Леня и Вика вместе с Куприяновым уехали, кажется, в Бохум, в ту гимназию, где я был прошлый раз. Они классики, у обоих вышло в Германии много книг, им и работать. Моя цель тоже определена — покупка кейса для переносного компьютера. Я впервые решил совершенно даже не думать о деньгах, а скромно, но точно купить, что мне хочется.

Но все началось с того, что утром я совершил пробежку в моем любимом старом университетском ботаническом саду. Замотанный обстоятельствами и жизнью, я совершенно не обращал внимания на себя, и вдруг такая передышка. Как прекрасно жить вместе с рассветом, наблюдать, как тьма отгорает, и знакомые дорожки, здания и беседки появляются, словно на проявляемом позитиве. Будто ничего не изменилось, и утки в извилистом ручейке и в небольшом бассейне плавают те же самые, и та же женщина, видимая в освещенное окно, моет полы и убирает лаборатории в еще чуть только наметившемся в отступающей темноте здании. Но вот таких золотых и хрустящих листьев в прошлый раз явно не было. Впрочем, новшество есть. Пробегая вдоль подпорной стены, отгораживающей уступ парка от улицы, под одной из арок я увидел, уже правда покинутое, гнездо бомжа. Неужели дошло?

Разброс цен на компьютерные кейсы от 400 до 50 марок. Купил бы не задумываясь и за 400, но кейс мне нравится не вполне, хотя знаю, что привыкну и буду его любить и с удовольствием с ним ездить. Вообще переносный компьютер приносит мне тьму удовольствий. В магазине слышал русскую и литовскую речь. Соотечественники ведут себя довольно вольно.

Утром за завтраком материализовал совет, данный мне накануне Викторией, прихватить со шведского стола бутерброд. "Часика в три тебе так захочется есть, и ты с таким удовольствием его съешь, что этим будут перекрыты некоторые неудобства за столом". Я поразился тогда тому, что практически это совет из "Гувернера". Готовый к этому поступку психологически, я мастерски выполнил операцию и был чрезвычайно счастлив в три часа, когда согрел привезенным из Москвы кипятильником чай и выпил его с куском хлеба и куском копченой ветчины, а мед я купил в здешнем магазине, так же, кстати, как и фруктовый, дивного аромата чай.

День прошел в милых блужданиях по городу.

Вечером вместе с Барбарой поехали в одну из школ, куда собрали студентов и старшеклассников, говорящих по-русски. Собрались вместе с учителями человек сорок. Мы долго препирались с Барбарой: она настаивала, чтобы я воспользовался уже готовой их формой, так любимой у нас до революции, читал одну из глав вслух, я почти согласился с нею, но в последний момент решил прочитать привычную для меня лекцию по литературе. Ребята были этнические немцы, переехавшие в Германию с родителями из России. Русские за границей учатся, оказывается, только одному предмету — экономике. Глядя на них, я решил потратиться, в смысле потратить силы, ведь почти наверняка с подобным человеком им за жизнь уже не встретиться. Я говорил им о русском менталитете, что хоть они по крови и немцы, но не должны забывать русскую книгу и русский язык, говорил о преимуществах делового человека знать литературу по сравнению с человеком, который ее не знает. Я выкладывался хотя по знакомым блокам и чувствовал себя молодцом.

Вечером вместе с Барбарой, Наташей Громовой и Толей Кимом ездили в какой-то немецкий национальный ресторанчик. У меня сейчас, когда я выбиваю эти слова на клавиатуре, начинают течь слюнки. Розовый, огромный кусок предварительно подкопченного свиного мяса, кислая тушеная капуста и горка жареного картофеля. Ресторан уютный, капитальный, красивый. По стенам старинные, сделавшие бы честь гравюрному кабинету почти любого музея, эстампы. Владеет рестораном одна и та же семья уже в третьем или в четвертом поколении.

7 ноября, четверг. Только написав это число, сообразил, что сегодня один из самых значительных праздников — годовщина Октябрьской революции. Как там в Москве? Сегодня ночью опять появились московские сны, а значит, и московские тревоги. Волнуюсь за В.С., за институт, за свое будущее.

Утром прощались с Кимом. Было интересно наблюдать, как много мясного он ест за завтраком.

День у меня сегодня до вечера свободный, я ходил к замку и побродил по музею. Здесь, конечно, никаких слов не хватает, чтобы сказать, сколько в этот музей вхлопано денег и как замечательно все получилось. Выше всяких похвал экспозиция, включающая новый комфорт и удобства в старые замковые стены, и сами экспонаты. Много мебели, костюмов, предметов быта разных слоев общества. Если экспонируются крестьянские стулья, то в стеклянной витрине их стоит полдюжины, все традиционные, похожие, но в каждом личная индивидуальность мастера и хозяина. Интересна и сама конструкция замка: узкие, оформленные стеклом щели в полу, показывающие конструктивные проходы и колодцы. Видимо, национальный характер ничего не ломать, а достраивать и совершенствовать.