Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

Известно, что 8 сентября 1890 г. сорокадевятилетний Уильям прибыл в порт Нью-Йорка на борту парохода Alaska, пришедшего из Ливерпуля. Примерно через месяц, 12 октября, Эстер Бенуа проехала через всю страну, чтобы встретиться с мужем в Чикаго, где тот нашел приют у родственника. В тот же день вышли сотни статей под заголовками Reconciled at Last («Наконец помирившиеся»), Romantic Reconciliation («Романтическое примирение») и Reunited Now («Теперь снова вместе»), сообщавших, что Уильям и Эстер Наст по обоюдному согласию после тринадцати лет разлуки решили вместе продолжить свою жизнь в Сент-Луисе. Репортеры не забывали добавить, что Уильям Наст вернулся в родную страну не с пустыми руками. Издательская деятельность обеспечила ему более или менее приличное состояние, он владел как бумажной мельницей в Англии, так и самой крупной фабрикой в Европе по производству бумаги, не говоря уже о контроле над предприятием St. Louis Park Mills de Purfleet.

Действительно, вполне возможно, что Уильям Наст был связан с этой фирмой, созданной в 1885 г., успех которой опирался на новую технологию, разработанную и запатентованную им и заключавшуюся в отделении и использовании получаемого из навоза аммиака для производства бумаги. Рассказал ли Уильям Наст жене, что со 2 января 1889 г. предприятие находилось в процессе принудительной ликвидации?

Определенно можно сказать одно: в 1907 г. пребывание его супруги в Европе болезненно напоминало Конде Насту о судьбе своей собственной матери, столкнувшейся сорок лет тому назад с отъездом Уильяма Наста в Старый свет. В 34 года, то есть в том же возрасте, как Эстер Наст в 1877 г., он был единственным оплотом семьи, на плечи которого легли ее содержание и необходимость дать хорошее воспитание детям, оставшимся в Нью-Йорке.

Вслед за своей матерью он связал свою судьбу с легкомысленным, расточительным и капризным созданием. Наконец, так же, как Эстер Наст, он не знал, как долго может продолжаться такая ситуация, стоившая ему насмешек со стороны одних и жалости со стороны других. Поэтому Конде Наст, мало веривший в истории, которые хорошо кончаются, предпочел вмешаться, чтобы спровоцировать возвращение Клариссы. А так как три года совместной жизни доказали, что ему не удастся изменить свою жену, он, вместо того чтобы упираться в этот неосуществимый проект, решил реабилитировать жалкий образ мужчины, оставшийся от Уильяма Наста в памяти его семьи и собственном подсознании. Как верно то, что его отец был недостойным сыном, никчемным бизнесменом, никуда не годным мужем, верно и то, что он, Конде, собирался стать примерным отцом и мужем, а также воплощением успеха.

3 июня 1908 г. Кларисса Наст в сопровождении мисс Ричардс и своих детей, Кудера и Натики, забрав с собой все свое имущество, погрузилась в Шербуре на пароход Adriatic, направлявшийся в Нью-Йорк. Тем временем Конде Наст уволился из журнала Collier’s. Пришло время взяться за дело в полную силу.

Все известно на Монпарнасе

– Ну, рассказывай!

– Нет, Сюзанна, я тебе ничего не скажу. Это личное дело, понимаешь?

– Ты как-то быстро забыла, что это я представила его тебе. И потом, ради женской дружбы ты могла бы быть откровеннее. Может, ты боишься, что я уведу его у тебя? Успокойся, он не в моем вкусе.

– Но дело в том, что в глубине души я не уверена, что нравлюсь ему так же, как он мне, понимаешь?

– Он пожирал тебя глазами?

– До такой степени, что заставил меня покраснеть! Он сказал, что мой наряд похож на настоящее платье принцессы!

– Отвратительное голубое платье, которое сшила твоя мать? О, тогда ты можешь быть уверена, что он смотрел на тебя влюбленными глазами!

– Сюзанна, ты без конца насмехаешься надо мной!

– Извини, Мадлен, я прекращаю. И о чем вы разговаривали в кафе?

– Поскольку он принес мне кое-какие рисунки, сделанные им в последнее время – боюсь, ничего особенного, – я назвала ему имена иллюстраторов, с которыми мы работаем: Шарль Мартен, Бенито, Жорж Лепап, Пьер Бриссо…

– И?

– Это произвело на него впечатление, он сказал, что они, несомненно, лучшие из художников-иллюстраторов своего поколения. По его мнению, все они опередили свою эпоху. Знаешь, мне было приятно это услышать.

– Ладно-ладно. Он пригласил тебя в свою мастерскую?

– В мастерскую? Нет, пора было идти ужинать. Он привел меня в маленькую харчевню на улице Кампань-Премьер, позади кафе La Rotonde на Монпарнасе, где, по-видимому, он постоянный клиент. В крохотном помещении, где с трудом удалось уместить четыре прямоугольных столика с табуретами, нас встретила женщина без определенного возраста, профиль которой был немного похож на Данте.

– Может быть, он стремился быть ближе к тебе…

– В результате нам пришлось вступить в разговор с двумя американцами, которые тоже там ужинали и с которыми мы сидели бок о бок. И знаешь что? Когда Жорж представил меня и сказал, что я работаю в журнале Vogue, они поздравили меня и буквально сказали, что это «лучшее из лучших». В Соединенных Штатах наш журнал известен так же хорошо, как здесь Эйфелева башня, сказали они.

– А они слышали что-нибудь о месье Насте?

– Как ты думаешь, неужели же я не спросила! Они мало что знают о нем, только то, что это влиятельный человек, но они поделились со мной эксклюзивной информацией…

– Говори же, Мадлен!

– Ну так вот, оба эти американца, приехавшие в Париж учиться музыке, знакомы с братом месье Наста.

– Брат? В Париже? Надо же…

– Представляешь, он живет в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где мы находимся, на улице Фальгиера! Этот человек очень известен среди живущих в Париже американцев, в частности среди членов Ассоциации в защиту американского искусства. Они добавили, что он всегда пребывает в хорошем настроении, легко доступен и прост в обращении. Судя по всему, его ценят за неподкупность и честность. А знаешь, чем он занимается в жизни?

– Он молодой преподаватель английского языка?

– Ты вообще не о том, Сюзанна, он – пенсионер! Ему за пятьдесят, и он очень давно приехал в Париж учиться музыке. В молодости он был пианистом. Он утверждает, что провел больше времени у нас, чем по ту сторону Атлантики.

– О! Все дело в женщине, не так ли?

– Снова не угадала! Кажется, он живет в одиночестве. Забавно, не так ли?

– Жить в одиночестве? Ой! Да брось ты… Нет ничего хуже, разве что жизнь в браке!

«Небольшой еженедельный журнал»

Атмосфера была далеко не праздничной, когда Кларисса в начале лета 1908 г. привезла в Нью-Йорк свои чемоданы марки Vuitton. Ее музыкальные проекты в Париже не увенчались успехом, как она того желала – за неимением времени, думала она, – а ее муж более, чем когда-либо, был поглощен работой. К чему возвращаться в Соединенные Штаты и проводить каникулы в