Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

Мадлен в последний раз бросает взгляд на платье. Безусловно, оно слишком закрытое для выхода в ресторан. Что скажет Жорж?

Кларисса в Париже

Через год после рождения второго ребенка Кларисса не могла усидеть на месте. Женщина с ее достоинствами и ее ранга, полагала она, не создана для того, чтобы нянчиться с детьми. И потом, разве это не означало несправедливого отказа от ее певческого таланта, которому она посвятила в последние годы так много времени? Она убедила себя в том, что ни один другой город в мире, кроме Парижа, не может дать ей возможности раскрыться как лирической певице. Ее муж, по правде говоря, был очень занят развитием своего бизнеса, и, сожалея об этом решении, но не в силах сопротивляться, он в 1906 г. проводил жену и двоих детей в возрасте 1 года и 3 лет в Европу. В целях безопасности троих путешественников, собиравшихся пробыть там неопределенно долгое время, сопровождала няня.

В Париже Кларисса могла рассчитывать на широкую поддержку в первую очередь своих сестер. Леония, которую в семье предпочитали называть Дэзи, в 1887 г. вышла замуж за Франка Гленцера, парижского промышленника эльзасского происхождения, и тоже увлекалась музыкой, да так, что выступала в узком кругу с частными концертами, на которых ей по дружбе ассистировали Форе и Дебюсси. Но, безусловно, самой большой популярностью во Франции пользовалась Клер, старшая из сестер Кудер.

В 1891 г., связав свою судьбу с Шарлем-Огюстом де Шуазель-Бопре, она стала маркизой, а с 1909 г. будет носить титул герцогини. Американская пресса широко освещала эту франко-американскую свадьбу, лишний раз подчеркнувшую популярность союза знатного происхождения с деньгами. Маркиз де Шуазель представлялся в этих статьях то как принц, то как герцог, обладавший бесчисленными замками и предками, прославившими себя в крестовых походах. Между тем реальность была не столь блистательной.

Фамильный замок на севере Франции, о котором писали в газетах, на самом деле представлял собой поместье под названием Буа-ле-У, затерявшееся в деревенской глуши в департаменте Иль-и-Вилен, в десяти километрах к юго-западу от города Фужер, принадлежал на самом деле графу Ла Белинэ, кузену и покровителю маркиза. Что до богатства семьи Шуазель, то его никогда не существовало, и поскольку маркиз увлекался игрой, в конце века у супругов возникли первые трудности с содержанием их небольшой квартиры на улице Байар, неподалеку от Елисейских полей, а также их дополнительной резиденции в Версале. Но ведь главное – не подавать вида, не так ли?

Со стороны своих друзей Кларисса воспользовалась поддержкой герцогини де Ларошфуко, урожденной Мэтти Митчелл, американки, предложившей взять над ней шефство в свете. То есть все было готово к тому, чтобы превратить бегство Клариссы в Город света в сцену для прославления Клариссы Наст, «дочери братьев Кудер из Нью-Йорка», как она любила представляться в детстве.

Кларисса была так занята, выстраивая свою репутацию, что через некоторое время после прибытия во Францию вынуждена была отправить детей вместе с няней назад, к их отцу. Ее участие в концертах, светских вечеринках, поездках на побережье и все то будоражащее, что может предложить парижская жизнь молодой двадцативосьмилетней женщине, плохо сочеталось с положением матери семейства.

Оставшись одна в Париже, она также смогла ближе наблюдать за тем, как развивается увлечение одного первоклассного французского скульптора ее сестрой. В 1904 г., без сомнения, с намерением продать ему один имевшийся у него предмет искусства, за который он надеялся получить хорошую цену, маркиз де Шуазель близко познакомился с Роденом, известным коллекционером античных произведений искусства и живописи. Как всегда, падкая на известность маркиза тут же поспешила воспользоваться ситуацией и завязать дружбу со скульптором, находившемся в ту пору на гребне славы. Убежденная в том, что немолодой мужчина, на двадцать пять лет старше нее, не останется бесчувственным к ее очарованию, она вбила себе в голову, что станет ему абсолютно необходимой, и взяла на себя роль его импресарио, заключавшуюся в том, чтобы приводить в мастерскую на улице Медон богатых друзей, большей частью американцев, думая, что те уйдут, купив что-то на память. Клер, которая – как и ее сестра Кларисса – не имела почти никакого понятия о деньгах, внезапно утроила цены. Ну и что? Разве Роден не был президентом Международного общества скульпторов, художников и граверов?

Ее безумство обернулось таким успехом, что вскоре она похвалялась тем, что благодаря ей ежегодный доход великого человека вырос с 60 000 до 400 000 франков. То, что должно было случиться – и чего зачастую желают, – случилось: когда Кларисса в 1906 г. встретилась со своей сестрой в Париже, та вот-вот должна была стать официальной любовницей скульптора.

Кларисса могла лишь содействовать сестре. Отсутствие состояния у маркиза де Шуазеля в ее глазах было серьезным недостатком, гораздо более порицаемым, чем неверность. И потом, разве он сам не способствовал этому сближению, от которого надеялся получить обращенную в деньги выгоду?

По правде говоря, Клариссу больше беспокоило здоровье ее сестры, чем ее добродетель. Старшая из дочерей Кудер, потерявшая двоих сыновей, умерших в малолетнем возрасте, а затем перенесшая изуродовавшее ее тело кесарево сечение, положившее конец неудачно протекавшей третьей беременности, страдала от затянувшейся депрессии, сопровождавшейся продолжительными болями внизу живота. На алкоголь она смотрела как на лекарство. И поскольку беда никогда не приходит одна, у нее одновременно с этим развилась булимия, из-за чего ей после каждого приема пищи приходилось извиняться перед своими гостями… Кларисса надеялась, что связь ее сестры с Роденом смогла бы вырвать ее из оков неудачного брака и принести спасительную для ее здоровья уравновешенность, ведь, отвечая на ежедневные письма маркизы, которые она подписывала «Твоя женушка», Роден тоже призывал свою любовницу не прикасаться к водке.

1907 г. вполне соответствовал ожиданиям Клариссы: ее сестра расцветала в объятиях Родена и почти уговорила скульптора переехать в парижский отель Biron, расположенный всего в двадцати минутах ходьбы от ее дома. Кларисса же, со своей стороны, упорно занималась пением. Ее учителя, которые оплачивались втридорога, заверяли ее в постоянных успехах и, как обычно, предлагали брать дополнительные уроки. Блестящий артистический сезон в Париже доставлял ее слуху меломана истинное наслаждение, а парижские бутики наконец соответствовали ее критериям роскоши и совершенства.

Единственную тень на эту картину бросал ее муж, которой с другого берега Атлантики без конца спрашивал, когда она вернется, а также сообщал, что намерен оставить свое место в журнале Collier’s… К счастью, Конде стоил больше, чем маркиз де Шуазель, поэтому Кларисса успокоилась, когда он заверил ее, что если уволится, то ради лучшего будущего. Чтобы утихомирить своего мужа и убедить его в том, что она подумывает скоро пуститься в обратный путь, она