Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков

заблаговременно отбиралась от новопоставленного следующая подписка: «Всешутейший князь-папа дает сие письмо протодиакону, что во время шумства его, оному протодиакону унимать словесно и ручно. И для того подписал сие письмо своею рукою и чинить по сему письму»[46].

Все уставы шутовского конклава пребывали в полной силе до самой смерти Петра[47]. Так, например, в августе 1723 года, в маскарадной компании собор занимал одно из важнейших мест в длинной шутовской процессии.

В описании этого маскарада, напечатанного князем М. А. Оболенским{61}, читаем:

«Неусыпаемая обитель»: архимандрит в странном уборе, от гвардии фендрих[48] Афанасий Татищев{62}. Князь ярославский от гвардии фендрих Василий Нелюбохтин{63} с своею княгиней и со всею своей фамилией и синклитом.

При оной обители служащих всякаго звания в разных духовных, арликинских, в нищенских и в протчих странных уборах, как мужеска, так и женска полу.

№ 50. В одежде царской: князь-цесарь — князь Иван Федорович Ромодановский.

№ 51. Бахус: певчий Конон Карпов.

№ 52. Архиереи: Ианикандр… митрополит санктпетербургской; Морай… митрополит кроншлоцкой и котлинской; Тарай… митрополит Великаго Нова…; Ияков Прыткой… митрополит дербенской и мидской; Гнил… митрополит сибирской и тобольской; Бибабр, митрополит реки охтинской и седмимельницкой; М… — … митрополит псковской и изборской; Феофан Красной… митрополит смоленской и дорогобужской; архидиакон Иди на… Строев; ключарь Формасов… Протасьев. Итого 10 человек.

В числе знатнейших дам были: ея величество государыня князь-цесарева Ромодановская; архи-игуменья — Стрешнева, заступившая место покойной Ржевской; князь-игуменья — княгиня Голицына{64}; госпожа адмиральша краснаго флага — Михайлова (императрица. — М. С.).

В этом списке мы не находим князь-папы. Ревностное служение Бахусу сломило, наконец, его здоровье; опившийся и обожравшийся всешутейший сановник слег в постель и умер в первой половине 1723 года.

На вдовствующий престол был избран новый князь-папа; но еще за месяц до своей смерти Петр Великий вновь был озабочен «чином новаго избрания». Об этом свидетельствует следующая пометка на одном из списков чина:

«Писано 19-го декабря 1724 года, а с сего копия дана графу Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину в 20-й день декабря 1724 года».

Приложения

1. Рассказ Голикова о свадьбе князь-папы[49]

В конце 1714 года начались приуготовления к свадьбе тайного советника Никиты Моисеевича Зотова, называвшегося князь-папою.

Читатели, конечно, не поскучают, ежели я оную, яко достойную любопытства, опишу с подробностями, какие только мог я собрать, но прежде за нужное почитаю сказать, или паче повторить уже сказанное мною в разных местах истории монаршей, что все его величества забавы и шутки имели целью своей какую-нибудь пользу и намерение. Сия же забава, о которой мы говорить намерены, имела целью своей весьма важный предмет.

Мудрый государь, дабы мечтаемую папою власть над христианством, и самую его особу в большее привесть у подданных своих презрение, наименовал бывшего учителя своего г. Зотова папою; наряжал его смешным образом в его папские узоры, представлял многие обряды папские в таком же смешном виде, и проч.

Равным сему образом приводил он мало-помалу в неуважение патриарха российского. Мы уже видели в своем месте, что великий государь, решившись от самой смерти последнего патриарха Адриана упразднить патриаршее достоинство в России, но что, ведая привязанность народную к сей верховной главе духовенства, предоставил оное времени, пока то есть несколько предрассудки народные придут, так сказать, в ослабление, наименовав между тем рязанского митрополита Стефана{65} блюстителем патриаршего престола.

Но наконец видя, что народ, дворянство и самые даже знатные особы все еще с некоторой нетерпеливостью ожидали посвящения нового патриарха, тогда-то уже монарх решился открыться, что ожидание их есть тщетно; он собрал первейших духовных империи своей и других знатных особ, объявил им, что он хочет быть один начальником российской церкви и предоставляет учредить духовное собрание, состоящее из просвещеннейших в государстве особ духовных, дабы принимать их совет в делах, до церкви касающихся, и с которым вместе будет он стараться об уничтожении вкравшихся в церковь, к великому соблазну народа, разных злоупотреблений, присовокупи к тому, что сие собрание состоять будет под именем Святейшего синода, и которое откроется так скоро, как окончится война, и проч. А дабы к сему приготовить умы, то восхотел государь наперед изведать мысли своих подданных и о тех переменах, которые положил он учинить в правлении церковном; на сей-то конец того ж князь-папу преобразил в патриарха; он одевал его иногда в подобное патриаршему платье; сей последний, когда представляющий патриарха садился на лошадь, держал стремя коня его, по примеру некоторых царей российских, при восседании патриарха на коня в назначенные дни[50]. Сему же концу соответствовала и выдумка монаршая толь смешной церемонии свадебной сего мнимого патриарха; и так, опишем оную.

Еще в минувшем году[51], а именно 21 сентября, дан был следующий приказ: «По указу великого государя объявить нижеписанным, чтоб быть им на свадьбе тайного советника Никиты Моисеевича Зотова, всесветного манера в платье каждого манера по три человека, и в том согласясь, и о платье, кто какое возмнит сделать, объявить государственному канцлеру и кавалеру графу Гаврилу Ивановичу Головкину{66}, сего сентября 22-го, дабы одним образцом больше трех платьев и других не было, и конечно б оное платье в готовности было сентября к 29 числу».

Сие объявление касалось до обоего пола и разослано ко всем знатным особам, гвардии офицерам и другим чиновникам, имена которых увидим мы ниже.

Все те, которым сие было сообщено, должны были подписаться, какое они себе избрали платье.

Октября 6 монарх, прочтя подписку сию, многое переменил и назначил именно кому в каком быть наряде.

Декабря 10 того ж 1714 года его величество повелел всем в назначенном им уборе быть на смотре в доме секретаря Волкова{67}, на Васильевском острову. Но чтоб народ оного не видал, то покрыться им епанчами, и проч., а головные уборы, не надевая на себя, так бы привезли. Князь Меншиков, сообща сие монаршее повеление к графу Головкину, заключает так: «Также при сем прилагаю роспись его царского величества собственной руки[52], по которой извольте тем персонам объявить, чтоб каждый изготовил к тому браку сани, а именно линеи[53] такия, какова у царского величества, на которой бы можно десяти персонам сесть, а на полозья криули брать из адмиралтейства».

В силу сего повеления и по разосланным ко всем повесткам, в показанный дом явились к монарху пополудни