Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков

мне честнейший отец наш Бахус, предстательством антицесарев моих Милака (? — М. С.) и Аникиты, дабы их дар духа был сугуб во мне. Аминь[39].

Таким образом, «всешутейший и всепьянейший» одновременно объявлял о своем восшествии на князь-папин престол и подтверждал данный собору завет: оправдать их лестный выбор и пить да смотреть, чтоб другие пили до положения риз. При этом новопоставленный хотел, чтоб все ликовали по случаю его великого торжества поставления и потому спешил властной рукой рассыпать милости и возвысить в высшие звания лиц, ему подчиненных.

Одну из первых и самых лестных милостей удостоилась получить князь-игуменья[40]. Князь-папа писал к ней:

Всешумнейшая и всешутейшая мати, возлюбленная о Бахусе дщи! Объявляем вам, что сего месяца, в 28 день, изволением вселенскаго князь-цезаря и всего сумазбродного собора, избран есмь я недостойный и в 29 день возведен на высочайший князь-папин престол; и понеже наша неумеренность всегда паству свою добре смотрети и во оной пещися обещахуся, того ради… его величеству князь-цесарю и всему собору предъявил ваши подвиги, чего ради его величество и собор соизволи[ли]. Аз же, аще и телом отстоим, обаче духом присутствуя, данною мне от Бахуса властию произвожду тя от степени князь-игуменьиной в архи-игуменьи, и яко присутствуя возглашаю: «Аксиос, аксиос, аксиос!» По учинении же вам сего возвышения, на место ваше возведена монахиня, из дальних пустынь пришедшая, Анастасия[41]. Дан в Прешбурге. Месяца декабря в 28 день. 1717 года. Вселенский князь-папа.

Петр…[42].

Новый архивладыка, по инструкциям самого государя, должен был тщательно наблюдать, чтоб весь его достойный штат был в сборе и славил Бахуса питием непомерным. Нарушители сего строго наказывались. Так, например, в 1723 году «всешутейший» представил следующий документ:

Реэстр архиереям, которые учинились ослушны святейшему князь-папе и ныне обитают в Москве своеволием, также и прочие, а именно:

Архиереи:

Федор Шереметев{43}

Князь Юрий Щербатов{44}

Матвей Колычов{45}

Михаил Собакин{46}

Князь Яков Лабанов{47}

Матвей Головин{48}

Василий Ржевский{49}

Антон Савелов

Архидиакон Строев{50}

Ключари:

Иван Денисов, сын Субота, он же Данилов.

Федор Протасьев

Попы:

Князь Михайла Оболенский{51}

Иван Стрешнев{52}

Василий, он же Самойла Глебов

Диакон Лев Воейков…

Подписал: Святейший князь-папа и патриарх Петр.

Нечего и говорить, что это список был составлен и написан никем другим, как самим государем; им были сделаны отметки против имен ослушников, по его же распоряжению писано, 23 апреля 1723 года, московскому вице-губернатору Воейкову{53} о немедленной высылке членов собора в Петербург.

Таким образом, и тут, в делах шутовского собора, железная рука Петра крепко тяготела над всеми; князь-папа распоряжался собой и своими подчиненными не иначе как по собственноручным предписаниям и уставам своеобычного протодиакона. Зато аристократическая гордость князь-папы совершенно была удовлетворена. Вокруг него блистали представители древнейших, знатных и славнейших фамилий, некогда честь и гордость России.

Вот состав всепьянейшей коллегии по списку[43], далеко, впрочем, не полному:

Архи-князь-папа.

При нем служители:

Протокопайхуй — Муханов{54}.

Духовник Иринархуй

Архидиакон Идинахуй — Строев.

Протодиакон Пахом Пихайхуй — Михайлов[44].

Диакон Иоиль Попирайхуй — Бутурлин.

Ключари:

Починихуй — Апраксин{55}.

Ерихуй — Хилков{56}.

Носихуй — Суббота.

Ризничий Изымайхуй — Мусин-Пушкин.

Уставщик Неоманхуй — Репнин{57}.

Поп Феофанхуй — Шушерин.

Диаконы:

Посаднилхуй — Головин.

Ловихуй — Воейков.

Ройхуй — Ронов.

Дуньнахуй — Шемякин.

Иподиаконы:

Филарет Яритцанахуй — Прозоровский{58}.

Благочинной: Анаспихуй — Юшков{59}.

Грозные: Сомнихуй — Тургенев.

Кречетник: Изымайхуй — Колтовский{60}.

Лампадники:

Нахуй — Палибин.

Рванихуй — Губин.

Розмахнихуй — Васильев.

Возьмихуй — Тимашев.

Камиссар Суйхуй — Ключарев.

Имайхуй — Лихарев.

Новгородский подьячий Пасихуй — Козырев.

Разламихуй — Траханиатов.

Дьяки:

Иван Лосев.

Осип Метлин.

Всепьянейший конклав, кроме непременного заседания на всех полуторжественных и торжественных пирах, кроме участия во всех процессиях и маскарадах, имел особые занятия. Он посвящал свои досуги наездам к разным лицам. Пред всешутейшими все и вся отворялось; хозяева и хозяйки, едва ли довольные, спешили, однако, оказать нежданным гостям всевозможное гостеприимство…

Неизвестность времени приезда конклава, естественно, вводила в издержки хозяев, так как они всегда должны были быть готовыми к их встрече. Вот почему всемилостивейший князь-папа, со слов государя, обнародовал следующий указ:

Указ всешутейшева и всепьянейшева князь-папы.

Объявляет наша немерность, что мы иногда так утруждены бываем, что с места двинуться не можем; отчего случается, что не все домы посетить можем, которые того дня обещали; а хозяева оттого в убыток входят, ради другова приуготавлива-ния. Того ради сим объявляем и накрепко заповедуем, под наказанием великаго орла: дабы ядей никаких никто не готовил; но точию следующее по сем. А буде у кого соизволим трапезу снесть, и тому заранее будет указ наш объявлен.

И для вящего уверения сей указ нашею рукою подписали и великою Гаврииловскою печатью запечатать повелели.

К указу было приложено «объявление»:

Что иметь в доме, в оны же входим.

Хлеб, соль, калачи, икра, сельди, окорока, сухия куры или зайцы, ежели случится; сыр, масло, калбасы, языки, огурцы, капуста, яйцы и шабаш.

Над всеми же сими превозлюбленныя наши вины, пиво и меды, сего что вяще, то нам угоднейше будет, ибо в том живем, и не движемся, и есть ли или нет, не ведаем[45].

В минуты, когда превозлюбленные напитки все более и более оживляли первого жреца Бахусова, когда язык его лепетал бойче, речь пересыпалась выражениями более фигурными, более пряными, нежели слова «шумного протодьякона», когда руки князь-папы двигались свободнее, — в подобные минуты, могло показаться, что всешутейший и всепьянейший вот-вот возжелает власти неограниченной и начнет крушить зубы верноподданных ошую и одесную, украшать очеса фонарями неподобными, тузить спины неповинные и трепать за власы; одним словом, князь-папа мог предаться полному разгулу властителя неограниченного, просветителя самовластного. Но нет! Все это провидел остроумный учредитель всешутейшего собора и ограничил папскую власть даже и на время восторженного состояния достойного главы собора.

Это ограничение состояло в том, что