«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

зимой прогонял скот на водопой. В Тече, как и в других зауральских сёлах, было принято зимой гонять к проруби на водопой. Часа в четыре вечера вереницы скота по хозяйствам сгонялись на реку, где для скота устраивались длинные проруби. Вот видим, как мимо нашего дома прогоняет своей скот Вася-копалка: три лошади, жеребёнок, две коровы, тёлку. За ним кто-нибудь тоже гонит своё «богатство». Дорога вся в следах от копыт. На дороге там и здесь «памятники нерукотворные», замёрзшие шариками и лепёшками. Получался своеобразный смотр «живота». Иногда чей-либо конь, отдохнувши за зиму, начнёт бегать и играть: взмахнёт головой, взлягнёт и носится на воле. У проруби толчея: коровы бодаются, кони стараются их оттеснить. Знакомые деревенские картины!

Вот так указанная выше наша компания и играла в пряталки в нашей ограде. Было жарко. Около завозни стоял приспособление для спуска верёвок: на двух столбиках были расположена доска, а на ней лежало седло для верховой езды. У ворот завозни стояла железная лопатка. Это было время, когда автор сего начал обучаться верховой езде. Шесть лет. Соблазнился: с разбегу прыгнул в седло, не удержался, повалился и левой рукой на всём маху хлопнул по углу железной лопатки. Не сам первым заметил, что рука сломана и раздробленная кость вышла наружу. Тут его и окружила вся компания игроков в пряталки. Картина эта и сейчас со всеми деталями стоит перед моими глазами. Случилось это в июне или июле, но с точки зрения возраста можно сказать: «То было раннею весной»…

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 388 об.-391 об.

Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.

Спильша

[1965 г. ]

При крещении его назвали Спиридоном, и он, как все дети в детстве, не выговаривал «р» и на вопрос: «Как тебя зовут?» – отвечал: «Спиидон». Всё было бы ничего, но у него этот детское произношение затянулось чуть ли не до десяти лет и над ним стали смеяться и называть «Спильшей» по типу Петьша – от Петра, Ваньша – от Ивана. Этим суффиксом «ш» с окончанием на «а» выражалось признание приятельских отношений, добродушных, близких к дружбе. Любопытно, что девушки, очевидно, в подражание такому способу выражения дружбы тоже употребляли слово «девша» по отношению друг к другу.

Спильша не был в числе моих близких друзей, как Санко-рожков, Васька-копалка, Нюнька и др., с которыми я играл в прятки и шариком, но он был в поле моего зрения потому, что жил в соседях, я встречался с ним, и мне приходилось слышать о нём речи других. Мне приходилось также бывать на усадьбе и в доме его родителей. Так, когда справлялась свадьба его старшего брата Николая, то я, мальчишка лет шести, тоже был в числе зевак, которые являются обязательными свидетелями подобного рода событий.

Меня интересовала судьба Спильши, в некотором роде поучительная для изучения и понимания жизни крестьян в Зауралье в конце прошлого столетия.

Детство Спильши прошло в достатке. Когда отец его – Александр Матвеевич, был в силе, то в хозяйстве у них было до шести-семи рабочих лошадей, три-четыре коровы, телята, овечки и разная птица – гуси, курицы, утки. Как-то случайно мне пришлось обозревать их «службы», не помню – по какому поводу, но вероятнее всего при игре в «прятки» и я увидел целый лабиринт стоек, не бревенчатых, а сплетённых из прутьев: чуть ли не для каждого телёнка была отдельная стойка. Каждый вечер мимо нашего домика прогонялось в гумна целое стадо телят – от двух лет до только что отсаженных от матери. Приходилось видеть добротные хозяйственные принадлежности у них: коробки, телеги, сбрую и т. д. Александр Матвеевич, кроме того, был в нашем селе на славе, как самоучка-ветеринар, и ему кое-что перепадало и по этой линии. Когда справлялась свадьба Николая, то было видно, что семья живёт в достатке.

Вскоре после свадьбы Николая Александр Матвеевич умер. Как грибы после дождя стала расти семья Николая, причём одна девочка после болезни скарлатиной осталась немой. Соседи Александра Матвеевича обстраивались: пятистенный дом выстроил Михаил Леонтьевич на юг от усадьбы его, а на север «Рыбины» (прозвище) тоже на пятистенный дом перестроили старый и покрыли его железом. Наискосок через дорогу отстроил пятистенный дом под железом Володя Клюхин, а дом Александра Матвеевича всё больше и больше оседал, сени покривились, а лабиринт «служб» таял и таял. Когда женили Ивана, то свадьба была уже бедной, без помпы. Иван ушёл в солдаты, а вскоре из запаса был призван на войну и там и остался. Хозяйство стало больше хиреть и хиреть, а когда подошло время жениться Спиридону, то ему открылась только дорога – уйти в дом, а хозяйство совсем развалилось. Это была картина гибели сельского хозяйства, которую не раз мне приходилось с грустью наблюдать.

Когда после последней отечественной войны мне приходилось бывать в Тече, то я видел только жалкие остатки от домика, в котором проходили детские годы Спильши.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 390. Л. 71–76 (рукопись), 107–110 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.

Ванька «Еленин»

[1965 г. ]

Как получилось, что его называли по матери, а не по отцу, или не по прозвищу – осталось неизвестным. Может быть потому, что мы знали больше Елену, его мать, а знали больше потому, что она приходила к нам помогать нашей матушке стирать белье. Но опять же мы хорошо знали его отца – Андрея Михайловича Южакова, известного теченского звонаря и изобретателя. Но вот пошло: «Еленин» и «Еленин».

У Ваньки был брат Васька, моложе его и Санко-идиот. Мы ходили к ним в ограду играть в «прятки». Ограда у них была одна с Южаковыми – «Рожковыми», а у «Рожковых» были тоже наши друзья – Санко и Егорка. В ограде было много незаконченных строений – срубов, без крыш и дверей. Мы лазали по срубам и были свидетелями, как срубы всё таяли и таяли: их «проедали» разоряющиеся хозяева. Особенно нас привлекали «изобретения» Андрея Михайловича. Как только он увидал велосипед у сына теченского земского начальника, так и решил тоже построить велосипед с колёсами от телеги. Мы наблюдали, как незадачливый горе-механик строил его в поте лица, чтобы убедиться в своем бессилии. Зато ему удалось сшить себе шапку или фуражку из шкурки ежа. У него получилось что-то вроде шлема у римского воина.

Мы часто бывали в избе Ваньки «Еленина» и были свидетелями бедноты. Изба была