Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

Это было не только что не страшно, но и правильно. Кто я – они не знали. Может быть, шпион? Не чувствуя за собой никакого греха перед Финляндией, вновь крепко заснул.

Наутро почувствовал боль в ногах от долгой ходьбы. Но я бодрюсь и рад «новому утру моей жизни». Солдаты смеются и принесли мне кофе, молоко, белый хлеб, коровье масло, сыр. Всего вдоволь. Даже не все можно съесть. Кофе с сахаром. Дают папиросы, но я не курю. Все было вкусно, питательно и в таком изобилии, словно попал на другую планету. И стыдно стало за Россию. Такая великая держава – и пришла в полное ничтожество…

Сержант одет по форме. Он очень подтянут воински. На боку длинный маузер в деревянной кобуре-коробке. Показывает, чтобы я оделся в дорогу. Я одет. Он берет велосипед и, показав рукой куда-то на юг величественным жестом (при этом составил каблуки своих сапог вместе), командным голосом, глядя строго на меня, выкрикнул:

– Марз-з! (марш!)

На это я улыбнулся, и мы двинулись на юг. Он идет рядом со мной, держа свой велосипед руками, между нами. Куда меня он вел, я не знал. И не тревожился. Сильно ныли ноги. На мои советские сапоги стыдно было смотреть. Поджались каблуки. Все съехало вниз и беспомощно сидело на ногах. Сержант весело шагает, что-то насвистывает, изредка бросая на меня свой взгляд. Кобура его открыта, и маузер висит с противоположной от меня стороны. Между нами – велосипед.

Почему открыта кобура? Неужели для предосторожности против меня, если я наброшусь на него или захочу убежать?

После короткого привала я, словно незаметно, хотел начать идти с левой его стороны, то есть со стороны маузера, как он вдруг очень решительно, безо всякого намека на ослушание с моей стороны, не злобным, но начальническим рычанием показал мне мое место правее его, за велосипедом.

«Молодчина сержант», – искренне подумал я и похвалил его в душе за отличное знание воинской службы и осторожность. Должен указать, что в независимой Финляндской республике воинская дисциплина была перенята из германской армии, как и форма одежды.

На фельдфебельском посту

Мы прошли 12 километров и прибыли «на фельдфебельский пост». Было еще рано, и самого фельдфебеля не было. Мой сержант, поздоровавшись за руку со всеми солдатами, разделся и стал с ними заниматься гимнастикой на снарядах и толканием ядра. Я сижу тут же, смотрю на них, удивляюсь и восхищаюсь. Они вежливы между собой и охотно занимаются спортом. Сержант, прошедший 12 километров с велосипедом, казалось бы, должен устать и отдыхать, а он вместо этого кувыркается на снарядах. Опытным глазом офицера наблюдаю все это, оцениваю и внутренне восхищаюсь финскими солдатами. Они словно дети. Сняв сапоги, босиком, по песку – занимаются вольным спортом. Все они молоды. Со стороны мне кажется, что и ядро толкнуть, и прыгнуть в длину я бы мог сильнее их. «Дай, – думаю, – попробую». Снял сапоги, подхожу к сержанту и прошу ядро. Тот удивленно, даже возмущенно, взглянул на меня, но ядро дал. Все солдаты насторожились. И я толкнул. Оно упало на полметра дальше, как толкали они. «Пэрр-гэл-лэ!» – слышу я вновь. Они по очереди хватают ядро, толкают, но моей дистанции достать не могут. Восхищенные – они просят меня толкнуть еще раз. Я толкаю его с разбегом, и ядро летит еще дальше. «Пэрр-гэл-лэ, сат-тана!» – выкрикнули они и ведут меня к яме с песком – прыгать с места в длину обеими ногами.

В их группе я прыгаю на равном положении спортсмена – установив рекорд и здесь. Они в восторге. Сержант побежал куда-то и возвращается с русской винтовкой (финская армия была вооружена русскими винтовками), что-то говорит и дает ее мне. Я понял, он хочет знать – военный ли я? Беру, привычным жестом нажимаю на скобу и вынимаю затвор. Потом, свернув курок и отделив его от затвора, быстро разобрал последний. «А-а-а!.. М-м-м!» – протянули они. Они не отпускают меня, ведут к параллельным брусьям. И когда я сделал на них несколько номеров, потом «скобку» и закончил «стойкой на руках» – стал для них авторитетным спортсменом.

Неожиданно появился фельдфебель, по-фински – «паапели». Молодой человек лет двадцати пяти, в сизом офицерском мундире, в бриджах, в широком поясе, в отличных боксовых щегольских сапогах. На голове сизая фуражка с высоким полем. На погонах золотой басон. Все солдаты вытянулись перед ним «в струнку». Мой сержант, босиком, быстро подошел к нему, почтительно вытянулся и доложил что-то, думаю, обо мне. Гимнастические игры сразу же прекратились. Сержант указал мне, чтобы я вошел в комнату, и скоро появился сам – в полном мундире, подтянутый по-юнкерски. Куда-то побежал солдат и скоро явился с молоденькой девушкой. Она вошла в канцелярию фельдфебеля, а потом ко мне в комнату и очень вежливо, тихо, скромно произнесла по-русски:

– Пашалюста идите сюта.

Я вошел. Там был и сержант. Он почтительно стоял сбоку, у стола. Фельдфебель сидел в кресле полубоком ко мне, предложив сразу же сесть на стул.

В финской армии фельдфебель совершенно не похож на русского фельдфебеля. Он со средним образованием, проходит специальную военную школу. Его мундир офицерский. Офицеры подают ему руку. Вообще, фельдфебель в армии – это величина, авторитет.

– Паапели Вас спрашивает – кто Вы и почему пришли в Финляндию? – был первый вопрос мне.

– Я офицер Белой армии… сидел год в лагерях у красных и теперь бежал от них, – ответил ей.

Фельдфебель вперился в меня глазами. Мой сержант также.

– Какой Ваш чин?

Мелькнула мысль скрыть чин до встречи с офицером, но потом все же сказал:

– Полковник.

Фельдфебель еще проникновенней вперился в меня глазами, чуть наклонился вперед с кресла и строго произнес:

– С-спион! – почему-то протянув букву «с».

Я так искренне улыбнулся на это и так бесцеремонно, что сразу же рассеял его подозрения.

– Что же Вы будете делать в Финляндии? – мягко, с акцентом переводит это дитя слова фельдфебеля.

– Я поеду в Русскую Белую армию в Сербию, чтобы продолжать борьбу с красными, – искренне говорю ей.

– Есть ли у Вас знакомые в Финляндии? – новый вопрос.

В 1917 году наша 5-я Кавказская (Кубанская) казачья дивизия стояла в Финляндии с мая по декабрь. В селе Уусикирка, что недалеко от Териок, стоял наш 1-й Кавказский полк месяца два. Моя сотня и я сам квартировали в дивной даче инженера П.Я. Светланова. Я назвал эту фамилию и видного там коммерсанта Молодовского.

– А не хотели бы Вы вернуться назад, в Россию? – жуткий вопрос.

– Я прошу тогда расстрелять