Семеновские застенки (Записки очевидца) - Н. П. Даурец

мере, глупо. Ну да „начальство“ всегда так себя вело. Они хотели оправдаться перед солдатами, но солдаты-то лучше знают, кто виноват.　

На другой день, по выпуске с гауптвахты, подхорунжий Веретенников был произведен в прапорщики.

ГЛАВА V

РАСПАД

Ну вот, почти и все. Все кончилось. Чита сдана. Войска бегут. И нет ни одного человека, который бы мог остановить это бегство. „Начальство“ еще раз показало, что оно ни черта не стоит. „Начальство“ это уж бесцеремонно хватало ящики с золотом, и ехало, кто на лошадях, кто на автомобилях, сначала в Маньчжурию, а потом сюда, в Харбин. А армия? Армия со спокойной, видимо, совестью брошена, как и брошено было все. Броневики взорваны. Запасы интендантские достались противнику. В то время, когда армия нуждалась, — ничего не выдавали, все говорили, что нет, а при отступлении, когда уж некуда было девать, нашли громадные запасы сукна, теплой одежды, овса и проч. Все это лежало в пломбированных вагонах и предназначено, видимо, было к „загонке“. Тут можно было уж брать, т. к. вагоны солдаты разбивали, больше из любопытства, что в них лежит, но брать было некуда и некогда, т. к. нужно было спасать свою жизнь. И спасали, удирая 60–70 верст в сутки. Прибыли в Маньчжурию. Тут-то и началась настоящая торговля! Да, что же поделаешь? Такой уж торговый поселок — эта Маньчжурия. Тут бы рад, — да ничего не поделаешь! Продавалось все, что только можно. Пока еще китайцы соображали, как быть им с оружием и проч., оружием торговали и тайно и явно, но когда китайцы решительно стали отбирать не только оружие, но и все, что случайно оказывалось в ваших карманах, как-то: часы, кошелек, — это тоже отбиралось. В особенности страдальцами были дамы: под‘езжали к Маньчжурии на лошадях или автомобиле, или просто пешком; около поселка, обыкновенно, встречали китайские солдаты, которые и упражнялись в ловкости рук.　

Продавали, как я уже говорил, все и торговали все: и генералы и солдаты. Разница только в том, что солдат продавал последнюю с себя рубашку, а генерал — этот же товар — целыми вагонами.　

Полковник Грант и здесь, конечно, запускал, где можно, руки, но т. к. у него всегда это выходило с кровопусканием, то не обошлось без него и в Маньчжурии. На сей раз работал он с личным ад’ютантом атамана, подполковником Торчиновым, но Грант прогадал и сам сознавался, что ему ни черта не пришлось, т. к. Торчинов, взяв деньги, не поделился с полковник. Грантом.　

Поздно вечером на автомобиле Грант и Торчинов под‘ехали к одной из гостиниц пос. Маньчжурии, вызвали одного господина, посадили к себе на автомобиль и уехали. На долю Гранта пришлось душить этого господина, а т. к. господин этот был чуть не вдвое здоровее Гранта, то последнему пришлось долго возиться с ним. „Ой трудно было“, сознавался впоследствии Грант. Труп был брошен на сопке, недалеко от поселка Маньчжурия. Ключ от номера в гостинице взял Торчинов и, по окончании дела, заехал в гостиницу, взял из номера задушенного господина восемнадцать тысяч иен, все вещи и уехал. Полковнику Грант досталось только пальто с убитого господина, в котором он ходит, или, вернее, ходил по Харбину, но многим харбинцам пальто это известно, т. к. многие задушенного господина здесь знали.　

Убитый господин — это был полковник Мартенсен.

КОНЕЦ

Примечания

1

Убит в боях под Сретенском в конце апреля или в начале мая 1920 г.

2

Военный городок около Читы.

3

Орден, который носят каппелевцы.

4

Случай на Сенной площади в Чите или как ее называют Сеннуха.

5

Убит в боях под Борзей в июне 1920 г.

6

Выбрасывая совершенно каппелевцев.

7

Фамилия его, кажется, Попов, в чине шт. — капитана, хотя хорошо не помню.

8

Фамилии его не помню.

9

Анатолий Александрович.

10

На гауптвахте

11

Не военного городка, а поселка, населеннаго частными лицами

12

Шли нецензурные слова.