На крейсерах «Смоленск» и «Олег» - Борис Карлович Шуберт

Европа смотрела как на разбой, и правительство наше на грозные запросы Англии ответило, что не знает, где мы находимся, а потому не может со своей стороны сделать что-либо, чтобы заставить нас вернуться на родину. Иными словами, правительство от нас отказывалось, безмолвно предоставляя всеведущей владычице морей нас отыскать и водворить восвояси.

10 августа, заметив на юге дым, выходивший как будто из двух труб, направились на него. К сожалению, уже смеркалось, и мы поэтому скоро потеряли из виду ожидаемый пароход. Затем, все дни до 15-го, стояли штормовые погоды; крейсер ходил взад и вперед, но никто нам не встречался. 15-го решено было возвращаться на север. Запасы угля у нас приходили к концу, а надо было еще сделать более 2000 миль до Menay bay, места нашего rendez-vous с «Гользацией», – найдем ли мы еще нашего угольщика? Итак, в 8 ч утра 15 августа мы легли на вход в Мозамбикский пролив и дали средний ход. Наше крейсерство у южного берега Африки, длившееся 12 суток, окончилось; самая южная точка, до которой мы при этом спускались, была 34° 31'.

Действия крейсера за эти 12 суток были очень неудачны: пароходы, которых мы видели достаточно, проходили мимо нас под самым берегом, где противное для них течение было наиболее слабым, а вследствие своей близости к берегу, они делались для нас неуловимыми и мы лишь издали, соблюдая большую осторожность, могли следить за ними, часто не имея возможности предпринять что-либо для их остановки. Большие пароходы, сильным машинам которых нипочем противное течение, шли в открытом океане, но попадались реже, – да и в противном случае крейсерство наше не могло бы оказаться здесь плодотворнее из-за свежей погоды, которая почти не прекращалась: из 12 дней крейсерства, едва ли три дня были тихими и ясными, – в остальные было очень свежо, с туманом или дождем, и громадная зыбь отнимала всякую возможность осмотра парохода, как бы явна ни казалась нелегальность его назначения.

23 августа, около 6 ч утра, когда до Занзибара оставалось миль 30, мы вступили в телеграфное сношение с «Петербургом», а через два часа увидели и его самого у входа в Menay bay; затем мы вместе вошли в бухту, где встали на якорь. С «Петербурга», который все это время находился в этих водах, сообщили, что «Гользация» уже несколько дней как пришла к месту rendezvous, но что в настоящее время пароход отослан в Дар-эс-Салаам, отвезти почту. «Петербург» уже грузился углем – сначала у острова Мафиа, но когда его оттуда выгнал германский станционер, – в безлюдных шхерах вблизи того же острова. Известия о печальной судьбе наших призов и двусмысленности положения нас самих, подтверждались. Решено было завтра утром сняться и пойти в Дар-эс-Салаам, где, может быть, удастся погрузиться с «Гользации» и «Смоленску».

На другой день, в 6 ч утра, проходя между зелеными лесистыми островками к выходу из Menay bay, за одним из них мы заметили белый корпус военного судна, направляющегося в бухту. Незнакомец приближался к нам быстро, и скоро мы узнали в нем английский крейсер 2-го класса «Forte». Поравнявшись с «Петербургом», шедшим головным, «Forte» поднял сигнал – «Имею важные депеши», и встал на якорь; «Петербург», а за ним и мы – остановились. Депеши с англичанина сообщали о сражении при Ляояне и о рождении наследника цесаревича, но не одна только любезность доставить нам эти сведения заставила «Forte» прийти в Menay bay. В 8 ч утра «Петербург», вопреки всем международным и морским правилам, подняв английский флаг, произвел салют в 21 выстрел – зачем, так и осталось для меня загадкой: на «Forte» не было ни адмирала, ни командора, а, кроме того, мы находились в водах Занзибара – государства независимого, где власть Англии признается лишь номинально. Но англичанин ответил на салют и затем, при свидании командира «Forte» с командиром «Петербурга», первый выразил свою радость, что ему удалось, наконец, найти знаменитые русские крейсера, которых суда британского флота уже давно ищут как на юге, так и в этих водах; вслед за тем он заявил от лица своего правительства протест по поводу нашего пребывания в водах Его Величества короля Великобритании и, заметив, что пребывание в нейтральных водах судов воюющей державы ни в коем случае не может быть допустимо, предложил нам немедленно покинуть бухту.

Как жаль, что ему не было отвечено, что русские крейсера стоят в водах не его величества короля Великобритании, а его высочества Занзибарского Султана, который, подобно Турции, Балканским государствам и Марокко, не был уведомлен Японией о начале военных действий, а потому и не заявлял о своем нейтралитете! Но делать нечего – мы проглотили пилюлю и в 11 ч продолжали свое прерванное движение в Дар-эс-Салаам. В море к крейсерам присоединилась «Гользация», вышедшая нам навстречу, и через четыре часа весь отряд встал на якорь на внешнем рейде столицы германской юго-восточной Африки. Тотчас же оба наших командира и я, в качестве переводчика, отправились с визитом к губернатору. Дворец губернатора, расположенный на берегу, был хорошо виден с рейда, но чтобы достичь его, нам пришлось проехать пролив, соединяющий внешний рейд с внутренним, по берегу которого собственно и расположен город, и здесь высадиться на губернаторской пристани, откуда дорога шла через парк, ко дворцу. На пристани мы были встречены личным адъютантом губернатора и в сопровождении его вошли во дворец. Граф фон Гётцен, губернатор колонии, площадь которой по величине превышает свою метрополию, оказался еще молодым человеком, в чине майора германской кавалерии. Он принял нас изысканно вежливо и, заявив, что для него безразлично, на каком из трех европейских языков вести разговор, приступил к делу. Стоять в Дар-эс-Салааме, как и вообще в водах управляемой им колонии дольше чем 24 часа, он не разрешал, ссылаясь на инструкцию своего правительства, воспрещающую оказывать какое бы то ни было содействие судам воюющих держав. Сверх того, губернатор протестовал против поведения «Гользации», которая несколько раз за короткое время заходила в Дар-эс-Салаам, исполняя поручения русских крейсеров, являясь, поэтому, как бы нашей сообщницей; он предупреждал командиров, что если после нашего ухода пароход этот приблизится еще раз к берегу, то будет немедленно арестован. Увидев, что никакие доводы не могут продлить назначенный нам срок для погрузки угля, мы раскланялись и, пройдя до шлюпки в сопровождении того же адъютанта, вернулись на рейд. Заехав на «Гользацию» – здесь, совместно с ее капитаном, решили завтра рано утром начать погрузку, которую закончить к двум часам дня – крайний срок, чтобы успеть сняться и уйти в назначенное время. Хитроумный капитан