Мужество - Михаил Сергеевич Канюка

Бадаев! — сразу решил огорошить его майор.　

«Значит, все-таки знают». — подумал Бадаев. И снова возник мучительный вопрос: «Кто же предал?»　

— То, что я Бадаев, вам еще придется доказать, — спокойно сказал Бадаев. Он надеялся, что майор проведет очную ставку, и тогда сразу же станет ясно, кто предатель.

Но Курерару не спешил. Он понял, чего добивается Бадаев.　

— А я и не собираюсь вам это доказывать! — рассмеялся майор. — Достаточно того, что я это знаю наверняка.　

— Ваше дело, знайте себе… — Павел равнодушно повел плечами.　

— Да, но мы знаем не только ваше имя, но и достаточно осведомлены о ваших делах, товарищ командир партизанского отряда. Таких делишках, что даже небольшой их части хватит, чтобы отправить вас на тот свет.　

— Отправляйте, — усмехнулся Бадаев.　

— А мы не торопимся, — с издевкой продолжал Курерару. — Вы нам должны еще кое-что рассказать. Например, о численности вашего соединения, его вооружении, месте обитания… Да, еще не забудьте связи с городом. Они же у вас должны быть, не правда ли?..　

— Напрасно стараетесь, господин следователь. Я вам ничего не скажу, — Бадаев встал, словно давая этим понять, что разговор закончен.　

Курерару, прищурив глаза, процедил сквозь зубы, с ненавистью глядя на советского чекиста:　

— Скажешь, сволочь, все скажешь. У меня даже камни говорят все, что я хочу. А ты не камень, ты всего-навсего слабый человек…　

— Вот именно, — прервал его Бадаев. — Я не камень, я человек. И потому буду молчать…　

На первом допросе его не пытали. Отправили в камеру «подумать». Но потом начался ад.　

Вскоре тело Бадаева превратилось в сплошную рану. Однажды его били всю ночь, отливая водой, когда он терял сознание.　

Бадаев молчал.　

Хуже всего было то, что командир сидел в одиночке. После самых страшных истязаний некому было даже поднести к его губам кружку воды. Испытывая тяжелейшие　физические страдания, Бадаев держался нечеловеческим усилием воли. Однажды его приволокли в камеру полумертвого. Через несколько часов надзиратель заглянул через смотровой «глазок» в камеру и с ужасом отпрянул: Бадаев лежал на полу и улыбался. Чему? Что могло радовать полумертвого человека?..　

Он думал. Он вспоминал о днях борьбы с врагом и о том счастье, какое выпало на его долю, — служить Отчизне, быть до конца дней своих верным ее сыном. Что видел он в жизни, что испытал? Да все, чем богата человеческая жизнь. Он любил и был любимым, растил детей и работал, работал во всю душевную силу, на которую был способен.　

Из дневника Владимира Молодцова:　

«17 января. На шахте № 10 — атака. В нарядной одиннадцатой плакаты зовут к наступлению на уголь, в бой за промфинплан. При нарядной работает передвижка библиотеки. Теперь это надо закрепить навсегда.　

Получил от мамы письмо, оно мне очень дорого. Мать в нем высказывает мысль действительно по-большевистски. Она говорит, что раз приехал, взял на себя ответственность за ликвидацию прорыва, то трудись: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».　

26-я лава начала оседать. С боков кровля сыпалась давно со всех сторон… В нескольких каморках прорвало, верх давить стало сильнее.　

— Убирай инструмент, а то затопит, отвертывай молотки, выноси спецовки, — гремело в воздухе… Громче и отчаяннее трещали верхняки и стойки, не выдерживали напора, ломались.　

Из лавы ушли все. Опустели каморки, только мы с Мироновым остались в 26-й с последними вагонами. Одна лопата на двоих. Лава близилась к тому состоянию, которое называется «лава идет», «лава пошла». Точно дрова сосновые в печи, жарко трещали крепи. Потянуло чуть-чуть ветерком. Ветер в шахте.　

— Давай вывезем вагоны, а то как бы не засыпало!　

Вывезли еще неполно загруженные углем. Наблюдаем лаву.　

Вдруг ветерок сильнее потянул, где-то забулькало, треснуло надрывисто и зашумело, как шумит сосновый лес в непогоду. Лава пошла. Подпрыгивали крепи, рушилась кровля. Что-то загрохотало раскатом грома. Сильнее рванул из лавы порыв озлобленного воздуха, так что Миронов присел, и… лава села.　

5 февраля. Несколько девушек подали заявление о вступлении в нашу 1-ю комсомольскую производственно-бытовую коммуну. Коммуна растет за счет ее авторитета. Эти несколько девушек сыграют большую роль. Они внесут новую струю в наш ребяческий быт. Отвоюем барак под коммуну, организуем столовку. Все мои силы положу я в организацию коммунального быта.　

Сегодня ходили в кино. Картина про рабфаковцев. Как один крестьянский парень уехал учиться на рабфак. Кино подняло настроение, бодрость и настойчивость.　

7 февраля. Только сейчас пришли с политбоя между шахтами № 7 и № 10. Мишка Нечаев показал в своем ответе политическую неграмотность и близорукость. Я, не хвалясь, скажу, вопрос декабрьского Пленума ЦК проработал добросовестно и поэтому активно участвовал в беседе. Сегодня на совете коммуны я предложил написать через «Комсомольскую правду» к комсомольцам электропромышленности Москвы, чтобы изыскали и прислали провода.　

Положение шахтера-вагонщика природнилось ко мне, я с ним сросся. Так хороша и интересна жизнь. Я думаю: только борясь, живешь.　

11 февраля. Вовка Боровиков окончил Горную академию и уехал в Новосибирск. Зависти нет. Есть страсть к учебе, есть желание быть квалифицированным работником, преданным делу пролетариата.　

В кандидаты ВКП(б) еще не приняли, т. е. еще не был на бюро партячейки. На днях получил поручение от бюро партячейки обследовать партячейку шахты № 8. Эту работу выполнил.　

Льется полной струей

Молодая жизнь.　

Дни за днями,　

Год за годом,　

Все бежит, бежит, бежит.　

Мне уж не семнадцать,　

Я уж не ребенок.　

Я умею быть большевиком».　

* * *

Месяц прошел со дня ареста. На воле — март, и это чувствовалось даже в камере: в маленькое оконце под потолком все чаще залетал теплый ветер, громче ворковали голуби. Весна!

А в тюрьме без изменений: палачи свирепствуют, а Бадаев молчит.　

Курерару задает одни и те же вопросы и выбивает ответы на них. Иногда он просто отдает распоряжение начать истязания, а сам с садистской ухмылкой наблюдает за командиром.　

— Господин майор, он снова без сознания, — докладывает подручный.　

— Окати его водой, пусть очухается! — распоряжается Курерару.　

Палач не спеша выходит из комнаты и возвращается с неполным ведром: устал, а на этот труп и полведра вполне хватит.　

— Быстрее поворачивайся! — торопит его следователь. От запаха крови, от вида истерзанного, но непокоренного тела его знобит, и Курерару на выдерживает: хватает со стола в углу железный прут и со всей силы начинает бить едва очнувшегося Бадаева по пяткам. Бадаев снова теряет сознание.　

— А-а-а-а! — истерически орет Курерару. — Не могу