Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

А мы с Костей в это время передавали «Хозяину» поступающие подробные сведения, необходимые штабу Западного фронта. Алексей отправил прибывшую группу и помог ей устроиться в одной из бригад в 30 км от нас. А наш командир, капитан Тишевецкий, с большим риском для жизни ходил на встречи с представителями частей РОА и до конца пребывания в тылу врага перетянул на сторону партизан более 400 солдат и офицеров.

По возвращении ребят был устроен праздничный обед, чтобы отметить успех под Богушевском и сообщение «Хозяина» о награждении участников Толочинской операции. Были приглашены Гудков с Леной и Агапоненко с Шурой. Все уже были в сборе, только Рудольф где-то пропал. Вскоре он появился с букетиком подснежников. «Хотель помагат празничний стол дэлат», — виновато сказал он. Первый тост за Хасана, Бориса, Рудольфа, Виктора и Николая, которые в очень сложных условиях сумели справиться с задачей. Второй — за троих из них, награжденных за Толочинскую операцию. А когда стихло оживление за столом, Георгий преподнес всем маленький «сюрприз», заявив, что мы с ним окончательно и бесповоротно решили пожениться. И пояснил: «Раньше я не знал, что с моей семьей, а теперь знаю, ее давно нет, поэтому имею право связать свою жизнь с любимой». Все были поражены, так как всегда считали нас мужем и женой. Позже Борис мне сказал, что все они меня немножко любили, да боялись — командир все-таки. Застолье не затянулось, так как Гудков улетал в Москву, а Агапоненко спешил на боевую операцию.

Это был один из последних спокойных дней жизни не только для нашей группы, а, пожалуй, и для всей партизанской зоны. О том, что было дальше, вы знаете. Нам не удалось вырваться из окружения. Мы попали в плен и бежали около Минска, когда нас везли на железнодорожных платформах. Это оказалось несложно, так как немцам было не до нас, надо было самим спасаться. Тогда мы не знали, что 3-м Белорусским фронтом проводилась операция «Багратион», и многое нам было непонятно. Мы оказались на окраине Минска, надо было как-то выйти из него, миновав окопы. В городе была паника, пьяные немцы бродили по улицам и стреляли. Как мы вышли оттуда, я и сама не знаю. Через какой-то овраг, минуя окопы, мы вышли в поле и, пройдя его, остановились на опушке леса, чтобы осмотреться и подкрепиться: ребята стащили на товарной станции по ящику шоколада и коньяка. Только мы устроились, как нас окружили конники и кричат: «Руки вверх!» Георгий встал, ответил им крепким матом, и очень скоро все успокоились. Мы рассказали им свою печальную историю, угостили коньяком и шоколадом и отправились в расположение их отряда.

Отойдя от Минска около 30 км, мы увидели зарево над ним. Затем услышали шум движущихся танков, вскоре увидели их и встретились с танкистами. Это были наши, калининские парни.

Так мы соединились с армией. Нам совершенно не было понятно, куда делись немцы, так как не было упорядоченного их отступления, сразу пришли наши танки. Потом нам объяснили, что немцы разбежались кто куда, поменявшись ролями с нашими партизанами.

Потом мы поехали в Смоленск, надеясь застать разведотдел, но его там уже не было. Тогда, оформив наш брак, мой муж через 208-й запасной полк демобилизовал меня по беременности и отправил к своим родителям в Киев, надеясь приехать в отпуск. Но так и не приехал. Я устроилась работать на радиостанцию Днепровского управления речного пароходства и скоро стала замечать постоянное наблюдение за мной, но не придала этому значения. Никаких известий от мужа не было. Я написала письмо полковнику Орлову и получила извещение, что Георгий пропал без вести, и записку Орлова, в которой он советовал мне устраивать свою жизнь, называя меня, как всегда, «деткой».

На работе я видела, как относились к тем, кто при немцах оставался в Киеве и работал на этой же радиостанции. И постепенно я стала понимать, почему мне не доверяют. Я ведь не скрывала, что 8 суток была в плену. Дежурила я на радиостанции сутки, а трое дома. Когда же я почувствовала за собой слежку и не на работе, мне стало так обидно, что захотелось поиздеваться над «хвостом», уйти от него. Так однажды я заехала на Куреневку (окраина Киева), а там был частный сектор, узкие улочки и переулки. Я свернула в один из них, шириной примерно 5 метров между заборами, а впереди навстречу дед гонит трех больших рогатых коров. Я испугалась, прижалась к забору и не знаю, что делать: и назад не хочу идти — там «хвост», и вперед — боюсь. А дед прогнал мимо меня коров и говорит: «Доченька, людей надо бояться». Я запомнила это на всю жизнь. Примерно через год слежка прекратилась: видимо, убедились, что я никакой угрозы не представляю. Но в душу наплевали.

Жизнь складывалась очень сложно: и с работой, и с семьей мужа. А летом 1945 г. умерла моя мама. Мне пришлось поехать с сыном в Калязин и забрать младшую сестру. Я работала, жили очень трудно. В конце 1947 г. мы решили уехать в Калязин. Но когда все было готово к отъезду, появились слухи, что Георгий сидит по статье 58а — измена Родине. Что я тогда пережила, трудно выразить словами. Во-первых, я не могла в это поверить, во-вторых, я оказалась в безвыходном положении: и в Калязин не могу поехать, и в Киеве не могу остаться, так как снова прописаться было невозможно.

Началась такая полоса в моей жизни, о которой не хочется вспоминать. Скажу только, что выходом из создавшегося положения стали курсы массовиков в Киеве, куда я попала в 1948 г., пройдя через большой конкурс, и по окончании которых работала в здравницах Украины. Осенью 1953 г. я вышла замуж за ученого-археолога Канивца Вячеслава Ильича. С ним я прожила 12 лет, активно участвовала в его работе, закончила вуз и стала математиком. Сначала мы жили в Махачкале, где он возглавлял археологическую экспедицию, потом поехали в Сыктывкар, где он, как и в Махачкале, работал в филиале АН СССР. Но у нас не было детей, он это очень болезненно переживал, и мы решили расстаться. Осенью 1965 г., узнав, что Ингинскому индустриальному техникуму нужен математик, я уехала в Ингу.

Он в это время был в Ленинграде. Мы оставались друзьями до конца его жизни. В 1972 г. он погиб в экспедиции.

Оставшись одна, я почувствовала, что мне не хватает творческой работы и того жизненного ритма, в котором я находилась эти 12 лет. А тут приехал мой коллега, Сухарев Леонид Алексеевич с семинара по новым методам обучения и привез мне программированное пособие по теоретической механике. «Беритесь, — говорит он, — пишите по математике, у Вас получится». С его легкой руки я взялась за дело и написала «Дифференциальные уравнения» — программированное пособие для техникумов, которое было издано в Сыктывкаре. Затем приступила к подготовке материалов для пособия «Элементы дифференциального исчисления». А перед Новым, 1969 г. я вышла замуж за инженера, ленинградца, Добрыш Михаила Семеновича, и в конце 1970 г. мы переехали в Йошкар-Олу, где я прошла по конкурсу на кафедру высшей математики Марийского политехнического института. Там я закончила начатую книгу, и она вышла в Москве, в издательстве «Высшая школа». Затем написала еще несколько программированных пособий для вузов. Это были лучшие годы моей жизни. В институте я выросла от ассистента до доцента, делала интересную работу и других втягивала в нее, ведя общеинститутскую научно-исследовательскую тему «Эффективность комплексного применения технических средств обучения в учебном процессе», которой занимались 46 кафедр.