Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

– Что значит «может»? Мы жили, простите, 70 лет по заветам русской революции! Конечно, советская власть абсолютно сформировала менталитет, идеологию, все, что хотите. Мы ушли от этого лишь в 1991 году. В годы перестройки любили обсуждать, насколько советский строй и конкретно сталинское время являются аномалией и отходом от «ленинских норм», а насколько они были органическим продолжением революции. Вот это одна из тем, которые мы можем сейчас обсуждать.

Сейчас по-новому осмысляется и Гражданская война. У нас превалирует точка зрения, что есть своя правда и у белых, и у красных. Что вызывает, конечно, дискуссии в нашем обществе – не всем нравятся памятники Колчаку в Омске и тому подобное. Но это нормальная дискуссия, которая идет. Это непростой процесс. Думаю, в сознании должна победить мысль, что «продолжать Гражданскую войну» – это не просто неконструктивно, но трагично. Поэтому проблему примирения мы обсуждаем уже много лет; думаю, это серьезная и важная задача.

Что же касается самой Франции… Я был в 1989 году в Париже в составе нашей государственной делегации на 200-летии Французской революции. Тогда руководитель нашей страны выступал в Сорбонне. Ну, это было довольно жаркое обсуждение. Оно касалось как раз Французской революции, причем водораздел проходил не между нами и присутствовавшей аудиторией, а между французами! Двести лет уже эти страсти продолжают кипеть даже в таком респектабельном учреждении, как Сорбонна.

История лишь постепенно становится историей. Нельзя превращать ее в заложницу политики, как и политика не может быть заложницей истории. Это в теории, а на практике, увы, мы наблюдаем такое сплошь и рядом…

Академик Чубарьян: «Мир стоит перед выработкой новой парадигмы развития»

01.02.2017, ТВЦ

Академик Александр Чубарьян в эфире «ТВ Центра» рассказал о новых веяниях в мировой политике, изменении оценок прошлого и готовности историков разных стран найти общие подходы к спорным вопросам.

Политические события в США и многих других странах показывают, что в год 100-летия российской революции мир вновь оказался на пороге больших перемен. Так считает один из ведущих российских историков академик Александр Чубарьян. Он стал гостем программы «События. 25-й час», которую провел Алексей Фролов.

– Я думаю, что мир стоит перед выработкой новой парадигмы развития. Послевоенная система уходит в прошлое. И это не потому, что кому-то хочется ускорить или затормозить этот процесс. Это объективное развитие событий.

В мире существуют очень полярные взгляды на революцию 1917 года. Есть разные слои общества с разными представлениями. Мне кажется, что они имеют и разные взгляды на историю. История вообще лучше, когда она вне политики. А так она используется различными политическими силами. Текущие политические интересы очень сильно влияют на оценку тех или иных событий. Причем, даже очень часто мы видим специальное искажение исторической правды. И тем более возрастает роль объективного анализа исторических событий. В понятие объективности входит то, что могут быть разные точки зрения. Сам по себе диалог уже есть признание другой точки зрения.

Александр Чубарьян: «Прошлое не умирает»

12.01.2017, ОТР, Леонид Млечин

Леонид Млечин: Есть страны, отношения с которыми не слишком хороши почти исключительно по причинам исторического свойства. Единственный способ преодолеть вражду – честно относиться к прошлому. Беда в том, что оно часто крайне несимпатично, оттого и вспоминать не хочется. И мы передаем трагическое наследство новым поколениям.

(Титр: Прошлое не умирает)

Л.М.: Академик Александр Чубарьян, научный руководитель Института всеобщей истории Российской академии наук – не только автор трудов по внешней политике, но и прирожденный дипломат. В отличие от сотрудников Министерства иностранных дел он улаживает не текущие дела, он занят минувшим. Однако же дела давно прошедших лет не менее болезненны. История продолжает определять нынешнюю политику. И в отличие юриспруденции в истории не существует срока давности, избавляющего от ответственности.

Александр Чубарьян: Один из путей преодоления стереотипов, с моей точки зрения, это мое личное мнение, если говорить об истории, – это, во-первых, как можно больше правды. Я помню, когда первый раз возник вопрос о Катыни, я был причастен к этому делу, и тогдашнее руководство страны высказало мысль, что это ухудшит отношения – обнародование нашей ответственности за это дело. Меня даже попросили, я ездил в Польшу и встречался там с довольно известными людьми. Когда приехал, я говорю, что «они все говорят, что, наоборот». И действительно, наоборот.

Л.М.: Катынь – может быть, самая болезненная проблема, доставшаяся России в наследство от советской системы. Немалое число наших сограждан все еще полагает, что расстрел польских военнопленных – дело рук фашистов, и на этой точке зрения надо стоять. Немногие знают, что Главная военная прокуратура России возбудила уголовное дело № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле–мае 1940 года. Материалы следственного дела доказывают наличие события преступления. Я цитирую: «Массовое убийство органами НКВД весной 1940 года содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД 14 522 польских военнопленных». Они были расстреляны выстрелами в затылок в Катынском лесу, в тюрьмах управления НКВД Смоленской, Ворошиловоградской, Калининских областей и захоронены в Козьих горах, селе Медном Калининской области и в лесопарковой зоне Харькова.

Руководитель следственной группы Главной военной прокуратуры признал Сталина и приближенных к нему членов Политбюро, руководителей НКВД и исполнителей расстрелов виновными в уничтожении польских граждан. Но это особый случай. В основном прошлое нуждается не в юридических вердиктах, а в оценках историков. Так была создана комиссия российских и польских ученых.

А.Ч.: В чем особенность проекта –это не просто научное дело, а мы привлекли к нему и учителей. Была одна встреча с польскими учителями, которые приезжали в Москву, и группа наших учителей ездила в Польшу. И вот родилась идея подготовки какого-то совместного учебного пособия для школы. Не скрою, что стимул, импульс был дан нашим сотрудничеством с Германией. Это вообще стало неким эталоном, который вызвал цепную реакцию по разным странам. Мы выпустили XX век с немцами, сейчас делаем, кстати, XVIII–XIX века. И польские коллеги пошли по тому же варианту.

Л.М.: Принято считать, что поляки не приемлют критики, зато охотно критикуют других, и немыслимо сказать поляку, что он не прав. Многие полагают, что это проистекает из особенностей польского менталитета: амбициозности, претензий на непогрешимость. Но поляки не одни такие.

А.Ч.: Переговоры проходят абсолютно нормально, никакой политики тут нет, политика только есть постоянно в интерпретации исторических событий. Это, конечно, довлеет, к сожалению, и над историками тоже. Если с немцами мы начали с XX века, то, не скрою,