Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

литерат<урно> образован<ный> и начитан<ный>». Среди отличительных качеств юного Марка он отмечал «огромный литер<атурный> вкус, талантливость, скромность, необычайную живость». И еще – «отношение к людям».

Литературная ориентация «Братства» не оставляет сомнений в том, что Марк Азадовский участвовал в этом журнале не только как редактор, но и как автор. «Первые три номера чисто литерат<урного> характера», – вспоминал А. Б. Ельяшевич, в то же время подчеркивая, что от номера к номеру журнал все более насыщался общественно-публицистическим содержанием. За отсутствием отдельных выпусков (кроме одного) невозможно определить конкретное участие Азадовского в «Братстве», тем более что и стихи, и статьи печатались в журнале под псевдонимом. Известно лишь (со слов Ельяшевича), что в гимназическом кружке уделялось внимание западноевропейской литературе (обсуждались «Ткачи» Гауптмана, «Углекопы» Золя)[43] и что Марк сделал однажды доклад «Тип „Скупого“ в литературе (Мольер и Пушкин)»[44]. Возможно, одна из тем была представлена и на страницах «Братства». «У него <Марка> было несколько литер<атурно>-критич<еских> статей», – вспоминал Ельяшевич.

В «Жизнеописании» (1938) М. К. указал, что его «первый научный доклад», прочитанный «в нелегальном самообразовательном кружке учащихся», был посвящен книге Энгельса «О происхождении семьи, частной собственности и государства»[45].

Независимо от количества и содержания его статей и докладов для «Братства» важен тот факт, что научно-литературная деятельность Марка Азадовского началась в 1902–1903 гг. именно в рамках этого гимназического кружка. Уже в те годы, будучи еще подростком, он, должно быть, впервые почувствовал свое подлинное призвание. Очевидно, что уже тогда он проявлял интерес к марксизму, социальным учениям, истории и общественной мысли. Что же касается прочих гимназических предметов, то здесь юный Марк явно не блистал талантами (выше упоминалось о чистописании и рисовании). Однако приближалась революция, и такие предметы, как чистописание, вряд ли интересовали Марка и его товарищей по Иркутской гимназии. Их духовное формирование протекало на фоне бурных общественных событий и под непосредственным влиянием людей, причастных к революционному движению. Сострадание угнетенному народу, борьба за его освобождение, готовность «идти на подвиг» и приносить «жертву» – этими и подобными настроениями Марк Азадовский проникся уже в ранней юности[46].

Сохранилось воспоминание М. К. о чтении одной из книг, созвучной его юношеским переживаниям. В письме к фольклористке В. Ю. Крупянской (1897–1985) он рассказывал 12 мая 1949 г.:

Я помню, как юношей я зачитывался романом Сенкевича «Потоп»[47]. Я очень любил эту романтическую эпопею и по сию пору живо представляю себе образы Кмицица, Володыевского, – «маленького рыцаря», особенно потому и пленившего мое воображение, ибо я ведь был очень малюсенький гимназистик; великолепного пана Заглобу, красавицу-патриотку Александру, пана Биллевича и т. д. Не знаю, как теперь показался бы мне этот роман, но тогда (сорок лет тому назад) я буквально бредил им. Да нет, больше сорока лет, – я был тогда еще, кажется, не то в 6‑м, не то в седьмом классе, стало быть, и все 45 лет будут. Я помню его (т. е. романа) великолепное оптимистическое заключение. «Нет такого тяжелого положения, из которого viribus unitis[48] нельзя было бы найти выход». Примерно так[49].

В те годы в Иркутске находились (или бывали проездом) известные народовольцы, землевольцы и другие политические ссыльные. С кем из революционеров старшего поколения был знаком и встречался Марк Азадовский?

Одним из его старших товарищей был И. И. Майнов (1861–1936), этнограф, антрополог, бывший народоволец, сосланный в Сибирь еще в начале 1880‑х гг., член редакции «Восточного обозрения» и активный сотрудник Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. В одной из своих статей 1930‑х гг. М. К. назовет его «крупнейшим представителем народнической этнографии»[50]. Вместе с А. А. Крилем и другими Майнов был создателем «Сибирского союза социалистов-революционеров», а в 1904 г. вошел в ЦК партии эсеров.

Майнов был знаком с семьей Азадовских. Весной 1905 г. Давид Азадовский, совершая поездку в европейскую часть России, привлек к себе внимание охранки. 23 апреля 1905 г. ротмистр Модль докладывал в Департамент полиции о «выезде из Москвы в С.-Петербург иркутского цехового Давида Иосифова Азадовского, взятого наблюдением в Москве от видного деятеля партии социалистов-революционеров верхоленского мещанина Ивана Иванова Майнова». Сообщение о подозрительном лице пересылается – под грифом «совершенно секретно» – в варшавский Департамент полиции с просьбой обратить серьезное внимание на «иркутского цехового» и установить за ним наблюдение[51].

О встречах Марка Азадовского с Майновым в те годы сведений не имеется. Однако, учитывая, что в 1902–1904 гг. Майнов служил инспектором Северного страхового общества в Иркутске, можно предположить, что именно он содействовал устройству родителей Марка в Хабаровске, где Вера Николаевна получила в начале 1900‑х гг. место страхового агента.

Майнов продолжал заниматься революционной работой вплоть до 1918 г. С 1911 г. он служил в Петербурге (статистик при Министерстве путей сообщения). Есть все основания полагать, что М. К., поступив в Петербургский университет, поддерживал с ним отношения. В 1917 г. Майнов был одним из кандидатов в Учредительное собрание (от Петрограда). Его адрес можно найти в записной книжке Азадовского за 1917–1922 гг. С именем Майнова связано, по-видимому, и участие М. К. в еженедельной газете «Вольная Сибирь» весной 1918 г. (Майнов был одним из редакторов).

Более тесные отношения связывали Марка с другим политическим ссыльным – Александром Александровичем Крилем (1843–1908), работавшим в начале 1900‑х гг. в управлении Забайкальской железной дороги. Криль был профессиональным революционером, прошедшим аресты, тюрьмы и ссылку. Попав в 1900 г. в Иркутск и будучи одной из наиболее ярких фигур в кругу ссыльных революционеров, он возглавил в 1905 г. (наряду с Г. М. Фриденсоном и В. А. Вознесенским) иркутскую группу социалистов-революционеров. Кроме того, был прекрасно образован, начитан, знал западноевропейские языки (им была переведена пьеса Шиллера «Вильгельм Телль», поставленная в его переводе на сцене иркутского театра[52]). В 1860‑е гг. он переписывался с Н. П. Огаревым[53]; был знаком также с В. Г. Короленко, с которым долгие годы дружила дочь Криля, писательница и переводчица Т. А. Богданович. Вероятно, именно широта кругозора, которой отличался Криль, его причастность к народничеству и демократическому крылу русской литературы второй половины XIX в. и привлекла к нему Марка Азадовского.

«М. К. был особенно связан с Крилем, и через него кружок („Братство“. – К. А.) познакомился с народовольцем», – свидетельствует А. Б. Ельяшевич.

Конечно, круг революционно настроенных деятелей, с которыми мог общаться юный гимназист, не ограничивается этими двумя фамилиями. В сентябре 1949 г., отвечая на вопрос следователя, А. Б. Ельяшевич сообщил:

В Иркутске в тот период я принимал активное участие в эсеровских кружках,