Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

За неделю до Рождества раздается звонок в дверь, я тогда жил в церковном доме. Открываю – стоит человек и говорит: «Отец Антоний, можно исповедоваться?» Я, будто что-то почувствовал, говорю: «Нет. Вы зайдите, потому что я вижу, что вы хотите спрятаться. В чем дело?» – «Я вор, который ваши иконы украл». Я говорю: «Вы хотите получить разрешительную молитву и сохранить иконы – на эту сделку я не пойду, так вы не спасетесь. Вы крали у других людей?» – «Да, крал у своих знакомых». – «Так идите домой, соберите все краденое в чемоданы и ходите по знакомым. В почтовый ящик не кидайте, звоните в дверь, объясняйте, в чем дело, и отдавайте краденое. А если вас спустят с лестницы, подберетесь и скажете: „Так мне и надо" – и пойдете к следующему. Когда вы можете вернуться?» – «Часов в десять вечера».

Полночь прошла, его не было. Я думал: «Неудивительно – струсил». На следующий день около десяти утра появился. Говорю: «Мы же договаривались на вечер». «Да, – говорит, – но у меня столько краденого было, что я только теперь управился, и последнее я вам принес – это ваши иконы». Поэтому, когда теперь я вижу эти иконы, когда я молюсь перед ними, эти иконы для меня означают спасенного человека, и радость берет и особенная ласка к этим иконам: они спасли живого человека от лютой погибели.

Другая икона у нас есть, святого Никиты Новгородского. Она, можно сказать, позор моей жизни. Я был в Новгороде, и мне подарили бумажную икону святого Никиты. Она мне ничего особенного не говорила, и я положил ее в ящик. Кто-то однажды искал икону этого святого, я обрадовался: «Вот, возьми, мне она не нужна». А потом мне стало стыдно: святой Никита в образе этой бумажной иконы ко мне пришел, а я ему говорю: «Ты мне не нужен, и я тебя отдам кому-нибудь, кто тебя хочет». Я стал молиться ему, просить у него прощения. Прошел год, другой, как-то раз приезжаю в Москву, меня на вокзале встречает владыка Ювеналий и говорит: «Мы сейчас прямо едем на вокзал, потому что завтра праздник Никиты Новгородского. Мы едем в Новгород». Я подумал: «Вот, пришел суд». Мы приехали, я принимал участие в богослужении, сначала приложился к раке, молился ему, объяснил ему все снова, хотя он, наверное, все знал, и тоже принимал участие в службе. И в конце службы владыка Антоний, который сначала был Минский, потом стал Новгородский и Петербургский, вышел из алтаря, выносит икону святого Никиты и говорит: «Мы так рады, что ты у нас послужил, и вот тебе икона святого Никиты с частицей его мощей». Я подумал: «Ну, значит, святой Никита меня простил». Я на эту икону смотрю, и у меня душа радуется, так я ему благодарен за его доброту и ласку. И много еще есть икон, которые, так или иначе, дороги нам.

Рядом с нами икона «Всех святых в земле сей». Я обращался к Патриарху Алексию I (Симанскому) за разрешением совершать службу всем православным святым Великобритании и Ирландии, и он меня благословил на это. Мы составили службу. Один из наших монахов, который теперь умер, – англичанин-валлиец – написал эту икону, и теперь у нас есть этот уникальный образ «Всех святых в земле сей». Мы служим после Троицы «Всем святым», затем «Всем святым, в земле Российстей просиявшим» и потом «Всем святым в земле сей». Это за душу трогает меня, радует, и вот почему. Мы попали на Запад беженцами, тогда это еще не называлось эмиграцией, мы были беженцами, мы бежали от смерти, от разрухи всей нашей жизни. И вот когда мы попали за границу, мы встретили Христа по-новому – Он был одним из нас, ниже Его пасть уже невозможно было. Иконы стали иметь для нас особое значение. Это было наше прошлое и настоящее. Но вместе с тем мы пришли в страны, которые когда-то были православными, и могли молиться тем святым, которые всегда были нашими святыми, но просияли в земле чужой. Это очень много для нас значило. Богословски это, может быть, особенно никого не трогает, но, когда мы приходили в какую-нибудь область, где ничего православного не было, и вдруг – здесь мощи православного святого!

В годы войны я некоторое время находился в городе Рен во Франции. Там находятся мощи святого Мелания Ренского, он епископ IV века. Я ходил туда, молился перед этими мощами и говорил ему, может быть, по глупости, по наивности: «Какое счастье – нас двое православных здесь!» Я чувствовал, что я не один. И этот опыт охватил многих и многих из нас. Мы во Франции то же самое стали делать, стали выискивать святых в земле сей, которые были бы святыми вселенскими, нашими.

– Храм Всех Святых не очень похож на православный храм.

– Да, он совершенно не похож на православный, но по наследственности своей он православный. Это копия базилики из Вероны, которая была построена в Италии еще до разделения Церквей. И эта копия была воспроизведена здесь как англиканский храм. Поэтому, приходя сюда, с одной стороны, мы знаем – да, это не русский храм по архитектуре, с другой стороны, он коренится в православной истории Запада. Мы чувствуем, что мы дома и что в каком-то смысле храм благодаря нам вернулся к себе, на родину, в Православную Церковь.

– Вы исполняете в храме много обязанностей. Вы говорили, что вам приходится здесь быть священником, епископом и сторожем.

– Ну, видите, у нас нет средств на то, чтобы содержать сторожа. С другой стороны, мне негде жить, кроме как здесь. Мне дали помещение – бывшую ризницу, прибавили к ней еще комнату, кухню и ванную. И у меня теперь квартирка здесь. Быть настоятелем и жить за тридевять земель невозможно. А так как я живу здесь, то я и настоятель, и совершаю службы, правда, сейчас гораздо реже, чем раньше, потому что у меня сил не хватает.

Вначале совершал двести семнадцать или двести двадцать служб в год. Теперь меня на это не хватает, поэтому я служу гораздо реже. Но у меня помощь есть. А так как я здесь живу, то я и за сторожа, и за цепную собаку, и слежу за тем, чтобы все было в порядке. Воров по возможности не пускаю. Бывает так, что кто-нибудь старается ворваться, но можно его не пустить.

– Можете рассказать