Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

Возвращаясь к затронутой теме, отмечу, что отец всегда с большим волнением вспоминал свои военные годы и то, как он и другие участники войны защищали страну, и в этом был их патриотический долг.

Но одновременно уже в послевоенные годы отец испытал на себе (как я уже писал) идеологическое (и не только идеологическое) давление во время кампании по борьбе с космополитизмом, организованной сталинским режимом.

В последующие годы, когда отец уже был одним из руководителей библиотечного дела в стране, он, конечно, вписывался в общую систему советской политики. Он не был диссидентом, но для всех окружавших его людей всегда был образцом глубоко порядочного человека. Отец никогда никого не предавал, не участвовал ни в каких так называемых идеологических проработках, отстаивал принципы добра, справедливости, уважения иных взглядов и мнений.

Люди, работавшие под руководством отца, знали это, ощущая это в своей повседневной жизни. И все это вызывало у них уважение к отцу и желание работать вместе с ним.

Этот гуманизм, доброту и порядочность отец старался внушить и мне с самого молодого возраста.

* * *

Отдельная тема – повседневная жизнь нашей семьи. Отец был глубоко домашним человеком, все свободное время любил проводить дома – за письменным столом или в мягком удобном кресле. Он был избавлен от всех домашних забот, в том числе и от таких, как сборы перед отъездом куда-либо, коммунальные платежи, ремонт бытовой техники и т.п. – всем этим распоряжалась мама, причем это ее не тяготило, а было чем-то само собой разумеющимся.

Отец рассказывал маме и мне обо всех своих делах, он нуждался и в нашем соучастии, и в наших (особенно маминых) советах. Долгое время мы жили в очень плохих условиях, в перенаселенной квартире. Отец все это понимал, видел мамино недовольство, а иногда и ее отчаяние. Но никакая сила не могла заставить его пойти к министру или к какому-нибудь начальнику с просьбой о квартире. И так это продолжалось многие годы, пока не появились кооперативы, и мы смогли построить две квартиры в Измайлово – для родителей и для меня – на одной лестничной площадке, что в корне изменило нашу жизнь в лучшую сторону.

Я уже писал, что мама очень любила принимать гостей, и папа был этому всегда рад, мы также часто сами ходили в гости, хотя процесс длительных застолий не особенно привлекал отца. Никогда не забываю, как после обильных ужинов у кого-нибудь из гостей, мы возвращались домой, и папа, переодевшись, говорил: «Ну, теперь мы можем, оставшись втроем, с удовольствием поужинать».

Сейчас очень модно всех расспрашивать о том, какое хобби имеет тот или иной человек. Если говорить об этом применительно к отцу, то можно с полной уверенностью ответить, что отца в первую очередь интересовало все то, что было связано с книгами и близкими к ним вещам.

Именно отец был инициатором создания Московского клуба любителей миниатюрной книги. Там собирались истинные почитатели миниатюрных книг, и отец стал подлинным энтузиастом и теоретиком этого клуба. Отец написал несколько статей о роли миниатюрной книги, он сотрудничал не только со специалистами или такими же любителями в других городах России, но и со своими коллегами за рубежом. С ним переписывались коллекционеры из Венгрии, Польши, Франции и других стран.

Он был поистине счастлив, когда ему дарили какую-либо «маленькую» миниатюрную книгу, особенно если это было раритетное издание. У нас дома хранится коллекция, собранная отцом. Тогда таких книг в нашей стране издавалось сравнительно немного, но сейчас это превратилось в подлинную индустрию, и собирать книги и пополнять коллекцию стало трудным делом.

У нас дома есть еще одна удивительная коллекция – во время войны, находясь в Ленинграде, отец собирал почтовые ленинградские открытки времен войны, и сейчас я очень ценю это собрание.

Отец собрал и небольшую коллекцию старых советских бумажных денег, выпущенных в нашей стране после революции 1917 года и в 1920-е годы.

Еще одним увлечением отца было собирание марок. И здесь папа был верен себе. Он понимал, что просто собирать любые марки – это невозможная и невыполнимая задача.

Поэтому он собирал марки, выпуск и смысл которых были связаны с книгами, с юбилеями писателей и т.п.

И эта коллекция вызывает мое глубокое уважение и почитание отца за его гуманность, приверженность к памятникам культуры.

* * *

Когда я пишу об отце, о его жизни и пристрастиях, то не могу, конечно, не остановиться особо на роли моей матери. Я сам уже много повидал в своей жизни и сейчас ясно понимаю, какое огромное место во всей нашей жизни принадлежало маме – Крейне Александровне.

Я уже говорил о неприспособленности отца к решению житейских трудностей, о его ранимости, о том, каким он становился беззащитным, когда сталкивался с подлостью и закулисными интригами. Мама была той скрепой, которая наполняла нашу жизнь смыслом, возможностью и уверенностью преодоления всех трудностей.

У папы в Москве не было родственников, поэтому наша московская жизнь проходила в общении с родными моей мамы. Это были прежде всего ее три родных брата с трудной судьбой. Ее старший брат – Абрам Александрович Белкин – был хорошо известен в кругах московских филологов. Он читал прекрасные лекции по истории русской литературы XIX века (особенно о Достоевском и Чехове). В трудные годы «борьбы с космополитизмом» его уволили из Московского университета. Он работал потом в театральном институте при МХАТе. Именно у него на квартире, как я уже писал выше, будучи студентом, я познакомился с известным диссидентом Львом Копелевым. Кстати, одним из обвинений против него было как раз то, что он носил «передачи» Копелеву, когда тот был в тюрьме.

Средний брат моей мамы – Анатолий Александрович Белкин – был специалистом по экономике. Его также уволили из института, где он читал лекции. Именно с ним я был особенно дружен, и для меня было большим ударом, когда он внезапно заболел и рано ушел из жизни.

Младший из братьев Белкиных прошел войну, женился и начал усиленно работать. Но однажды, в 1948 году, возвращаясь из командировки в Подмосковье, он был убит в вагоне пригородного поезда. Эта смерть была страшным потрясением для всей семьи.

В общем, мамины братья были честными интеллигентами. И то, что с ними случилось, несомненно оказывало влияние на мое восприятие жизни. Я помню, что мама стойко переносила трудности, но я видел, что в те годы (конец 1940-х, 1950-е годы) мама с папой часто беседовали, и по обрывкам разговоров я мог понять их скепсис по отношению ко многому, что происходило в стране.

Мама была в курсе всех дел. Она