Александр Парадисис - Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы

Балтазар стоял поодаль, подняв голову, и всматривался в небо, в облака, которые появились низко над горизонтом.

— Пятьдесят цехинов, — послышалось вдруг со стороны игроков. — Играю на все.

Косса обернулся. Он узнал голос небезызвестного одноглазого гиганта. Косса знал, что этот человек был картёжным маньяком. Но ему было интересно, кого это Гуиндаччо подзадоривал. Криворотый колосс обращался к Ринери Гуинджи, пытаясь вовлечь его в крупную игру.

— Ну, а ты? — продолжал Буонакорсо. — Клади и ты пятьдесят…

Теперь он обращался к Альберинго.

Видимо, он выигрывал. И теперь хотел или втрое увеличить выигрыш, или… проиграть всё.

«Настоящий картёжник!» — подумал Косса. И снова поднял глаза к небу. Что-то в нём волновало его. Ему очень не нравилось маленькое далёкое облачко.

«Скоро, наверное, подует свежий ветерок», — подумал он. По тут внимание его снова было отвлечено.

— Ладно! — соглашался Гуиндаччо. — Ставьте. Моё дело дрянь. Я всегда проигрываю. — И начал рассказывать, как ему не везёт. Как-то в одну ночь он проиграл пятьсот скудо. Это было всё, что он скопил за всю свою пиратскую жизнь.

— Заело меня, и я одолжил у ребят ещё двести и стал играть дальше. И их я просадил. А так как расплачиваться было нечем, я должен был отслужить у них сколько-то лет, не помню сейчас сколько. Наконец я отработал свой долг, и у меня осталось ещё пятьдесят реалов. И как-то ночью в таверне я сел играть на них. И что вы думаете? Выиграл шесть тысяч золотых цехинов, целое богатство! Забрал выигрыш и поклялся больше не играть, вернуться в Пизу и там пожить спокойно. Но по дороге, в Неаполе, зашел в таверну поесть. Там я увидел богатого путешественника, еврея. Он обедал. Уставился этот еврей на меня, и я решил, что ему захотелось сыграть со мной. Я не выдержал и сам предложил ему перекинуться в картишки. Выиграл я у этого еврея шестьсот пятьдесят золотых цехинов и груз пряностей — груз стоимостью пятьдесят тысяч золотых дукатов. И ещё я выиграл у него мельницу и шестьдесят рабов.

Наш герой, слушая этот рассказ, забыл о своём беспокойстве.

— Еврей, — продолжал Гуиндаччо, — дал мне долговую расписку и попросил меня не уходить, а подождать его. «Я скоро вернусь, — сказал он. — Если хочешь, мы можем продолжить игру». И действительно, он скоро пришёл и принёс тысячу пятьсот золотых лир. Мне захотелось и их выиграть. Мы начали играть снова, и я проиграл всё выигранное у него, и свои деньги, и даже рубашку. Однако еврей меня пожалел и отдал рубашку обратно. Как я вернулся в Пизу, без денег, голодный — это другая история.

Гуиндаччо кончил рассказ, компания опять принялась за игру, а Косса снова беспокойно нахмурил брови. Он посмотрел на надутые ветром паруса и выругался. Взял рупор, поднялся на капитанский мостик и стал отдавать команды.

Его громкий голос, подхваченный начавшимся ветром, был слышен на всех кораблях флотилии.

— Убрать гроты, бом-брамсели, брамсели, бом-кливера и кливера! Оставить норд-весты!

К своему удивлению, Гуиндаччо Буонакорсо, выиграв у Ринери Гуинджи, теперь выиграл и у Джуссиано. Сто пятьдесят золотых цехинов за два часа!

Ветер усилился и отчаянно свистел в парусах. Чёрные, тяжёлые тучи заволокли небо, на волнах показалась пена. Небо, так недавно улыбавшееся, стало тёмным и хмурым. Ветер нёсся навстречу флотилии, корабли трещали и стонали от его порывов. Кривой рот Гуиндаччо ещё больше скривился от страха, единственный глаз как-то тревожно блестел, когда неуклюжий, полный суеверия гигант собирал деньги, завёртывал их в три платка, прятал в карман и бормотал:

— Нам не надо было брать то, что мы взяли. Не надо было делать того, что мы сделали на Лампедузе. Я знал, что бог нас покарает…

Что имел в виду этот жалкий трус? Что произошло на Лампедузе? Что это за место? Лампедуза — остров, который находится почти в середине Средиземного моря. Он лежит южнее Сицилии, западнее Мальты, между островом Пантеллерия и тунисским портом Махдия, ближе к последнему.

На этом острове, расположенном между Африкой и Европой, который служил как бы «нейтральной территорией» для европейских и арабских пиратских кораблей, для христиан и мусульман, в центре его была глубокая пещера. На одной из стен пещеры висело старинное изображение святой Марии с младенцем Христом на руках. У противоположной стены была могила мусульманской «святой» — марабу. Обе половины пещеры были завалены разными товарами.

У стены с изображением богоматери лежали мешки с галетами, целые головы сыра, кувшины с маслом, мешки кофе, вино, деньги.

На противоположной, мусульманской, стороне было сложено почти то же самое и ещё ящики с турецкой, арабской и персидской одеждой. Все это были приношения, оставленные сторонниками обеих религий — экипажами европейских и мусульманских кораблей. Их оставляли специально для беглых рабов, своих единоверцев, которым удалось бежать с галер. Тот, кому удавалось освободиться от цепей, бросался в воду, плыл к Лампедузе, находил пещеру, полную припасов, и был уверен, что проживёт до тех пор, пока к острову причалит какой-нибудь корабль с его единоверцами и заберёт его.

Испанский пират Алонсо де Контрера, рассказывая в своих воспоминаниях об этом острове, утверждает, что приверженцы обеих религиозных догм уважали установленный обычай и никто не осмеливался даже подумать о том, чтобы прикоснуться хотя бы к какой-нибудь мелочи из этих приношений. Контрера говорит также, что невозможно перечислить «чудеса», которые творило изображение богоматери в пещере. «Не чудо ли, — говорит он, — что светильник перед богоматерью горел всегда: и днем и ночью, даже если на острове не было ни души?» Итак, покидая остров, никто не рисковал унести из пещеры хотя бы булавку.

И вот «кощунство», о котором боялись даже думать и христиане и мусульмане, совершил будущий папа Балтазар Косса.

— Что это такое? — спросил он, с удивлением рассматривая товары, лежавшие в этом пустынном безлюдном месте. — Грузите всё на корабли!

Гуиндаччо осмелился рассказать ему о существующем обычае, показал Коссе изображение и поведал о его «чудесах».

— Ты болван! — обругал его будущий папа. — Грузите всё на корабли, ничего не оставляйте!

…Вот о чем вспоминал сейчас суеверный Буонакорсо.

— Ох, — в страхе вздыхал он, глядя на страшное чёрное небо и бешено вздымавшиеся волны. — Вот беда! Зачем мы взяли приношения с Лампедузы? Ведь если бы мы продали пятьсот чёрных рабов и товары, которые добыли в резне с берберийцами, то набили бы все карманы золотом. Зачем было забирать эти приношения? Мы сами накликали на себя беду!