За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень
За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове читать книгу онлайн
Каким был автор «Белой гвардии», «Собачьего сердца», «Ивана Васильевича», «Мастера и Маргариты»? Закоренелым монархистом и врагом большевиков, белогвардейцем? Или стремящимся стать советским писателем, пусть даже не шагающим в общем строю? Маленьким человеком, обладающим сильным писательским даром? Или писателем с большой буквы, достойным представителем русского народа, сильным, великодушным, смелым и грозным?
Жизнь Михаила Афанасьевича Булгакова изобилует самыми разнообразными и противоречивыми поступками. Как писатель сам по себе он интереснейший и замысловатый персонаж. Изрядно побывавший на страницах биографических изданий, он давно просился на страницы романа. И этот роман представлен в данной книге.
Читателя ждет много нового, автор переосмыслил значительные события из жизни своего героя, совершил новые открытия. К примеру, предложена неожиданная и интересная трактовка имени “Воланд” и многое другое.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Любовь Евгеньевна хохотала:
– Ну, теперь и Мхатушка-батюшка от ворот поворот даст! Хорошо хоть, ты догадался безвозвратные авансы там и там обозначить. А если бы не я, Мака так бы и подписывал, не глядя.
– А что, – усмехался в ответ Мака, – четыре аванса за осень, почти шесть тысяч рубликов получили. Ни вахтанговцы, ни Красный театр больше не звонят, чтобы вернули. Так бы раз в месяц заключать договора, получать аванс, и пусть потом не ставят, жить можно припеваючи. Но ты подумай, каков Рувимка! Запрет состоялся в середине ноября, а он мне только сейчас, в середине марта, сообщает! Через четыре месяца.
– Не хотел быть переносчиком дурных известий, – защитила Шапиро Любовь Евгеньевна. – Думал, вдруг ты внезапно околеешь, с него и взятки гладки.
– М-да… – задумчиво произнес Булгаков. – Человек смертен, но это бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!
– Прекрасная фразочка, – похвалила жена. – Вставь ее обязательно куда-нибудь.
– Пожалуй, – согласился он. – Непременно вставлю.
Инсценировку «Войны и мира» он начал накануне Нового года и довольно быстро ее выполнил, хотя всем врал, что работа над Толстым оказалась самой мучительной в его жизни и он теперь не может без содрогания смотреть на ту полку, где у него стоят книги Льва Николаевича. Да уж, да уж! Новогодние и рождественские праздники, потом присутствие на репетициях во МХАТе, и одновременно он в конце декабря сел инсценировать «Войну и мир», а уже в конце февраля отправил в БДТ.
Когда он прочитал толстовскую инсценировку жене, та простодушно объявила:
– Ну, Мака, ты и болвака!
– В смысле?!
– Ну как тебя угораздило начать пьесу с того, что Пьер Безухов расправляется с Анатолем Курагиным, после того как тот провел шуры-муры с Наташей? Я бы на месте зрителя сразу встала и ушла. Спросила бы: «А почему не предупредили, что это со второго тома начинается?»
– Причем не просто со второго тома, а с конца второго тома.
– Еще хуже. Зритель скажет: «А где первый том и начало второго? Что за лажа такая?»
– А ты хочешь, чтобы на каждый том по отдельному спектаклю?
– Почему бы и нет? А то ты отстриг у романа ноги по самое сижу, получите инвалида. Дальше это «Господи, помилуй». Целая сцена, как молятся, минут на десять. Ты бы взял вообще и литургию инсценировал. Пасхальную. В Реперткоме все бы с ума посходили.
– Тут да, ты права, пожалуй…
– А я всегда права. Ты разве не замечал этого? Все эти «паки, паки, иже херувимы» выкидывать надо.
– Хотя бы подсократить…
– Французские фразы. Их кто переводить будет? Или ты думаешь, пролетарий, пришедший посмотреть спектакль, идеально знает язык Мольера? Он возмутится: «Не понимаю ваши фуа-муа!»
– Надо подумать.
– А то, что там все за государя готовы умереть, чем твоя голова думала? Устрицами по десять рублей штучка? Да в Реперткоме решат, что ты им просто подарок решил сделать своей инсценировкой. Запретят намертво, да еще и «Турбиных» опять к черту пошлют. Сцена, где государь с дворянами такие лапочки, жертвуют всем ради Отечества… Ее бы лет двадцать назад поставить, так Николай Второй плакал бы от умиленья.
– Это точно! – засмеялся драматург, бичуемый женой, аки Иов.
– А Болконский? – продолжала жена Иова свою экзекуцию. – У Толстого кто главные персонажи? Андрей Болконский, Наташа Ростова и Пьер Безухов. Ну, Наташа есть, Пьер есть, а Андрея у тебя нету. Какой-то казак Лаврушка дольше беседует с Наполеоном, чем Андрей Болконский с другими персонажами. А еще какой-то Алпатыч, какой-то Дрон зачем-то, Карп там еще… Потом там Болконский лежит и рассуждает сам с собой, вот лежит и рассуждает. Ну смешно это, Мака!
– Ну, не знаю…
– Появляется Кутузов. На Бородинском поле. И огромная икона при нем. Да он еще по-французски сплошь разговаривает. Зритель ногами станет топать. Ты еще ему дыма побольше напусти для правдоподобности.
– А что, про дым ты хорошо подметила. Ремарка: «Сцена внезапно тонет в клубах дыма. Кутузов кашляет и матерится хуже пролетария».
– Вот видишь, тебе и самому уже смешно. Андрей Болконский у тебя появляется, в сущности, только для того, чтобы красиво умереть.
– А он и у Толстого, в сущности, появляется лишь для того, чтобы красиво умереть.
– Ну нет уж! Андрей Болконский – это Андрей Болконский. Его надо в пьесу добавить. А то он умирает, и его совсем не жалко. А вообще мне одна сцена сильно понравилась, когда Наташа велит вещи из саней вываливать и вместо них раненых сажать. Я даже прослезилась.
– Это, пожалуй, самая социалистическая сцена и в самом романе у Толстого, – сказал Булгаков.
– Да, в ней смысл социализма, – согласилась Любаша. – Люди важнее богатств. Эту сцену надо оставить. А остальное переписать заново. Иначе будет полный «Адам и Ева», вот увидишь.
– Понял, учту, – угрюмо ответил Михаил Афанасьевич, решив, что спорить не стоит, и отправил инсценировку в Ленинград без исправлений.
Виноватый в измене и прощенный муж невольно становится на ступень ниже великодушной жены, она берет над ним покровительство, и либо он превращается в ее подчиненного, коего она поучает, как жить, либо рано или поздно восставший Спартак срывает с себя оковы и бежит на Везувий.
– Полюбуйтесь, Любовь Евгеньевна.
– Что это?
– Договорчик-с.
Она
