Русская эмиграция в борьбе с большевизмом - Сергей Владимирович Волков

зерна в вагоны его насыпают без мешков, и тоже масса зерен теряется между рельсами, но жителям собирать его строго запрещено, иначе сейчас же «пришьют» статью за расхищение социалистического имущества.

Как известно, частной продажи хлеба ни в зерне, ни в муке, ни выпеченного, – нет. Все находится в руках государства. Зерно государство не продает вообще, муку – два раза в год, по 3 кг на человека, к 1 Мая и к 7 Ноября, к государственным праздникам. Весь хлеб государство выпекает на своих «хлебозаводах», стандартный и плохого качества, как по смеси, так и по выпечке, требуя 62 процента припека. Поэтому жидкообразная масса, называемая тестом, должна выливаться в железные трапециевидные формы, иначе все расплывется, и выпекается оно в сильно нагретых печах, где сразу кругом хлеба получается корка, а зато в середине сохраняется 62 процента припека-влаги. В технику выпечки хлеба Захарова посвятил главный пекарь, получивший понижение по службе, так как у него вышел припек ниже 62 процентов. Жители покупали этот неполноценный хлеб как для себя, так и для своих животных, так как никакое зерно не продается. Но теперь даже и это ограничено количеством 1 кг на человека. Три года тому назад, т. е. в 1960 году, знакомый Карпуши, железнодорожный путевой сторож, получал 600 р. в месяц, на что он мог купить по цене 2 р. – 1р. 80 к. за кило – 300 кг хлеба, и все. Это было недавно и совершенная правда, тогда как когда Захаров говорил с молодежью о добольшевистском времени, то получал ответ: «Это было давно, и совсем неправда».

Придя в милицию к капитану Доможанову, Захаров сообщил ему, что он пытался поступить на работу, но везде, узнав из его бумаг, что он политический ссыльный, все советские учреждения, боясь статьи 58-й, ему отказывали в работе. Капитан Доможанов сказал ему: «Да, дела у вас незавидные, единственно, что я могу вам сделать – это записать вас на переосвидетельствование медицинской комиссией, и если она Вас признает инвалидом, то вы получите путевку в Ширинский инвалидный дом, в поселок Тупик». Десять лет тому назад, в Москве, на Лубянке, из-за слабости сердца Захарова признали инвалидом, а теперь, после десяти лет каторжных лагерей, требуется вновь переосвидетельствование, точно каторжные лагеря – курорты, где инвалиды за это время могли поправиться. Но таковы правила советского строя.

В назначенный день и час Захаров прибыл в амбулаторию на переосвидетельствование. Ему представлялось, что комиссия будет состоять из одного или двух врачей, председателя и фельдшера. Он постучал в указанную ему дверь, откуда неожиданно услышал молодой женский голос: «Войдите». Войдя в комнату, его взору представилась совершенно иная картина: за столом, в белых халатиках, сидели три молодые девушки, в возрасте от 18 до 25 лет. Старшая из них по возрасту и, очевидно, по занимаемой ею должности спросила его, беря из рук Карпуши справку милиции: «Вы пришли на переосвидетельствование по инвалидности?» Получив утвердительный ответ, она сказала: «Разденьтесь до пояса». Пока Карп раздевался, представительницы инвалидной комиссии весело между собой щебетали. Самая младшая из них, как потом оказалось – секретарь комиссии, посмотрев на полураздетого Захарова, сказала: «А вы, видно, в молодости занимались физкультурой (гимнастикой)?» – «Да, вы не ошиблись», – ответил ей он. «Дедуся, а почему бы вам не жениться?» – продолжала секретарь. После такого неофициального предложения пошли неофициальные разговор и смех. Наконец старшая из девиц сказала Карпу подойти к ней поближе, и она стала выслушивать его сердце, легкие и проверять давление, а потом сказала ему: «А теперь вы можете одеться». Затем она обратилась к двум другим девицам этой комиссии с предложением: «Дадим ему вторую категорию, общее заболевание, и без переосвидетельствования», на что те согласились, и секретарь комиссии, желавшая женить Захарова, выдала ему справку о его инвалидности второй группы.

Карпуша поблагодарил милых девушек за их внимание к нему и, получив нужную бумагу, вышел. Он не знал еще, что эта бумага давала ему право на полное государственное обеспечение по его инвалидности, а написанное в ней слово – «без переосвидетельствования» – то, что в течение пяти лет его принудительной высылки уже больше никакая комиссия не беспокоила. Но само название поселка, где находился инвалидный дом, – Тупик, заставило Захарова невольно призадуматься.

Как он узнал потом, в прошлом здесь был действительно тупик пути-дороги в тайгу, и отсюда уже начиналась сплошная тайга и сам поселок находился в ней. Но жители поселка, вырубая тайгу на свои нужды, отодвинули ее от себя, и на ее месте появились огороды и поля. Здесь было несколько инвалидных деревянных бараков, в которых размещались по комнатам 120 человек инвалидов разной степени инвалидности. Захаров, не нуждаясь в посторонней помощи, имел вторую группу инвалидности и поселился в бараке, отстоящем от поселка в двух километрах еще дальше в тайге, где было инвалидное подсобное хозяйство, посевы, огороды и покос. За свою работу трудоспособные инвалиды

получали половину обычной платы, а вторая половина шла в кассу инвалидного дома на общее их содержание. Захаров три зимы ходил в тайгу пилить и рубить дрова для инвалидного дома и получил новую квалификацию труда, лесоруба.

Желая узнать практически работу в колхозе, он летом ходил на полевые работы. Для инвалидов работа была без всякой нормы. Как правило, никто в колхозном труде по-настоящему не заинтересован, отбывая коммунистическую барщину, и поэтому не работает по-хозяйски. Если и встречался вначале какой-то энтузиаст, то на него остальные косо смотрели, спрашивая: «Что тебе, больше всех что ль надо?» – «Да ведь теперь же это наше добро!» – «Вот если бы оно было не «наше», а «мое», я бы тогда старался».

Ответ прост и понятен, наверно, и для каждого советского руководителя. Но вот в том-то и беда – а куда же деть десятки миллионов загубленных человеческих жизней и сорок с лишним лет убитого времени? Поэтому, несмотря на то что вся их идея и система есть утопия, противная здравому смыслу, все-таки лучше пусть будет колхозное «наше», иначе придется признаться в банкротстве всей своей системы и отвечать.

За несколько лет своего пребывания в Тупике Захаров познакомился со многими жителями, и они его частенько приглашали то на соленые груздочки, то на сибирские пельмени с возлиянием. В километрах семи от Тупика, в восточных отрогах Саянского хребта, есть рабочий городок Туим, где добывают руду. Здесь, случайно, Захаров познакомился с одним пожилым человеком, чудаком, русским, приехавшим с Аляски, поверив советской пропаганде. У него на Аляске осталось хозяйство, и он хотел бы вернуться, но ему это никак не удавалось.

В инвалидном доме был