Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

художника, я не имею в виду восемь или четырнадцать часов в день, или всевозможные вещи, которые ты успеваешь сделать, я имею в виду целостность цели, духовную интенсивность и конечную трату энергии, о которой большинство людей в мире не имеют ни малейшего представления.

Я не верю, что ты действительно думаете обо мне и твоем мужем так, как ты изобразила нас в этих историях. Возможно, художнику не подобает изображать людей лучше, чем они есть, но я думаю, что еще более не подобает изображать их хуже, и я действительно считаю, что в своих рассказах о мистере Фройлихе и Юджине ты иногда была немилосердна и несправедлива, ты могла бы показать их лучшими людьми, чем ты их изобразила, без ущерба для правды и качества твоего письма.

Я никогда не был близко знаком с твоим мужем и не думаю, что между нами была потеряна большая любовь, ты много раз говорила мне, что у него было много прекрасных качеств – щедрая преданность своей семье и детям и большая привязанность к друзьям семьи и некоторым из твоих собственных друзей, которым не повезло, он помогал и им. Не кажется ли тебе, что раз это правда, то ты могла бы сделать этот элемент его характера явным без ущерба для твоей истории? Ты сделала из него костлявого брокера, в котором почти не осталось искры щедрого человеколюбия, и я считаю, что ты поступила несправедливо. [В ответе на это письмо миссис Бернштейн решительно отрицала, что характер «мистера Фройлиха» каким-либо образом напоминал характер ее мужа].

Я думаю, что ты также была несправедлива в своем рассказе обо мне, и я хочу, чтобы ты поверила в истинность этого, что я сожалею об этом больше ради тебя, чем ради себя. Я надеюсь и верю, что благодаря тому, что ты написала, я сам смогу извлечь ценный урок. Как ты знаешь, я иногда писал, основываясь на собственный опыт – так же непосредственно, как ты в своем рассказе обо мне, и теперь, признаюсь, я хочу быть очень осторожным в будущем, чтобы быть настолько справедливым и полным в своем понимании людей, насколько я могу быть. Не думаю, что я когда-либо умышленно и злонамеренно искажал то, что считал и знал о людях, чтобы удовлетворить личную неприязнь. Я думаю, что в целом говорил о людях, о которых писал в книгах, то, что было правдой, и то, что все знали, что это правда, и даже преуменьшал факты о людях, которые их порочили, но даже при этом я сейчас осознаю, что иногда не задумывался о том, что что-то из написанного мною могло вызвать у некоторых людей страдания и беспокойство.

Я не верю, что все, что хорошо и демонстрирует целостность духа художника, может кому-то навредить, и, конечно, как я выяснил за последние четыре года, проблемы и путаница происходят из-за разницы между точкой зрения художника, который стремится к общей истине, выведенной из его личного опыта, и точкой зрения людей, которые, особенно если они находятся в твоей книге, стремятся сделать личные идентификации из чего-то, что задумано как общая истина.

То, что я пытаюсь сказать тебе сейчас, я говорю не для того, чтобы критиковать или осуждать тебя за то, что ты сделала, а просто в надежде, что это может помочь тебе, когда ты будешь писать что-то в следующий раз. В своей жизни я учился всему очень медленно, и я думаю, что ты учишься этому очень быстро. Но то, что я собираюсь сказать тебе сейчас, я усвоил за всю свою жизнь и знаю, что это правда: правильно иметь страстное предубеждение во всем, что ты создаешь. Правильно испытывать негодование, убежденность, уверенность, чувство конфликта, которые, как мне кажется, должны быть у каждого, кто что-то создает, но я не думаю, что ты можете сложить карты против кого-то, чтобы оправдать себя, не будучи при этом проигравшим. Соблазн сделать это влечет за собой наказание, и если ты попытаешься поставить вместо реальных людей свои собственные фиктивные фигуры только ради удовольствия, и сбивать их как кегли, то в конечном итоге текст будет страдать от этого.

Я думаю, что в истории, которую ты написала обо мне, ты поступили неправильно, так точно идентифицировав живого человека, вплоть до перефразирования моего имени, описав привычки беспорядка и путаницы в моей жизни и предоставив другую информацию обо мне, которая была настолько безошибочной, что никто, кто меня знал, не смог бы меня не опознать, а затем на этой основе фактов ты приступила к созданию ситуации и конфликта, которые были ложными. Ты привела некоторые факты, но другие факты, которые были жизненно важны для понимания ситуации, ты опустила, и в этом, я думаю, ты проиграла.

В твоем рассказе ты заставляешь мужчину бросить женщину и всю самоотверженную любовь и преданность, которую она ему дала, потому что кто-то вдруг предложил ему получить стипендию Гуггенхайма и возможность уехать на год в Европу. Как ты говоришь в рассказе, он продает ее за $2500. Но чего ты не сказали в своем рассказе, и что ты знаешь как правду, так это то, что стипендия Гуггенхайма и это внезапное решение не имели ничего общего с реальной ситуацией. Это дает тебе ложный и легкий способ оправдать себя, поставив другого человека в дискредитирующее положение, но о реальных проблемах, которые уже произошли задолго до того, о чем ты говоришь, о них ты ничего не рассказываешь. Ты ничего не говоришь о горькой и сложной борьбе, которая длится между двумя людьми уже два года. Ты даже не упоминаешь о том, что в то время, о котором ты пишешь, женщине в рассказе почти пятьдесят лет, а мужчине меньше тридцати. Возможно, ты скажешь, что это пустяковый и несущественный факт, не имеющий никакого отношения к истине того, что ты хотела сказать, но, думаю, мало кто из беспристрастных и справедливых людей согласится с тобой в этом вопросе, и я очень сомневаюсь, что ты сама в глубине души веришь в это. Ты даже не упоминаешь о том, что женщина в этой истории – богатая и модная, замужняя мать взрослых детей, и что у нее ни на минуту не возникало намерения оставить все это ради этого человека, который, по твоим словам, сейчас подло бросил ее.

Ты не упоминаешь о том, что у этого человека нет собственных денег, он вынужден жить на то, что может заработать, преподавая в школе, и что такая вещь, как стипендия