Крёстные матери. Женщины Коза ностры, Каморры, Ндрангеты - Алекс Перри

горными склонами, густыми сосновыми лесами и зимними снегами, которые могли отрезать деревни на месяцы. Тысячи лет не было никого, кто защищал бы семьи, жившие в этих долинах. Они ухаживали за оливковыми деревьями, ловили рыбу в океане и вглядывались в горизонт, мимо которого проплывали вторгшиеся армии из Рима, Германии, Аравии, Испании, Франции, Италии и Америки. Они были бедны, выносливы и решительно независимы, и по мере того, как север Италии неуклонно затмевал юг, их отчуждение от остальной части Апеннинского полуострова только усиливалось. Когда в 1861 году группа северян начала посылать чиновников, учителей и карабинеров в долины, чтобы провозгласить власть вновь объединенной Италии, именно семьи отвергли колонизацию, срывали её, и иногда убили колонизаторов.

Поначалу семьи не имели никакого отношения к мафии. Феномен организованной преступности впервые возник в Италии в 1820-х годах с Каморрой в Неаполе, а затем в 1840-х и 1850-х годах с тем, что стало Коза нострой на Сицилии. В обоих случаях обычные преступники оказывались в тюрьме вместе с образованными буржуазными революционерами, которые боролись против иностранного господства и феодализма и часто организовывались в масонские секты. Как патриоты, повстанцы учили будущих мафиози важности праведного дела. Как масоны, они учили их иерархии, а также силе легенд и церемоний.

Когда Сицилия одновременно объединилась с севером Италии и покончила с феодализмом, последовавший хаос дал сицилийским преступникам шанс применить эти новые уроки на практике. Хотя северные герцоги и генералы, возглавлявшие объединение, описывали его как акт модернизации, многие южане рассматривали его как очередное иностранное завоевание. Усугубляя недовольство, немедленным следствием появления частной собственности на Сицилии стала волна имущественных споров. Чтобы защитить себя, землевладельцы, города и деревни создавали группы бдительности, которые за плату охраняли их активы, выслеживали воров и улаживали споры. Чтобы быть эффективными, этим группам требовались люди, способные запугивать других. Закаленные в тюрьмах преступники были естественным выбором.

Вскоре эти банды силовиков стали называть себя мафиози (mafiosi), термин, происходящий от сицилийского слова mafiusu, означающего браваду или спесь. Их новое имя было, по сути, ребрендингом. Жестокие преступники всегда могли внушать страх. Мафиози хотели и уважения. Хотя они не отрицали криминальной корысти, мафиози настаивали, что их дело благородно: защита бедных южан от алчных землевладельцев и угнетающего севера. Конечно, сицилийцы вскоре поняли, что наибольшая защита нужна им от самих мафиози. Так родился рэкет «крыши».

Когда организованная преступность достигла Калабрии поколением или двумя позже, писала Алессандра, она повторила многие из тех же моделей. Как и Коза ностра, калабрийская мафия зародилась в тюрьме. Одним из главных административных центров Калабрии был Пальми, городок на холме с видом на восточное побережье, который, будучи столицей провинции равнины Джойя Тауро (Gioia Tauro piano), имел полицейский участок, зал суда и тюрьму. Весной 1888 года банды хулиганов, многие из них выпускники городской тюрьмы, начали устраивать ножевые поединки в тавернах, борделях и на площадях Пальми. С наступлением летней жары она, казалось, разжигала жестокое хулиганство среди бывших зэков, которые начали буйствовать на улицах, резать граждан ножами и бритвами, вымогать деньги у игроков, проституток и землевладельцев, угонять скот и коз и даже угрожать магистратам, полиции и редакторам газет.

В те ранние дни прототипы гангстеров называли себя каморристи (camorristi), прямой копией неаполитанской мафии, или пиччотти (picciotti), слово, которое британский историк Джон Дики переводит как «пацаны с понтом» (“lads with attitude”). Если их что-то и объединяло, то в основном их щегольской стиль: татуировки, экстравагантные чубчики, шелковые шарфы, завязанные на шее, и брюки, узкие в бедрах и расклешенные у щиколотки. В своей истории трех крупнейших итальянских мафий, Mafia Brotherhoods, Дики описывает, как культура пиччотти распространилась по Калабрии за считанные месяцы. Как и любая молодежная мода, она могла бы исчезнуть так же быстро, не проникни она в горные долины. Там у семей не было особого вкуса к одежде пиччотти. Но удаленная и обособленная внутренняя часть Калабрии была плодородной территорией для движения, чьи методы были в основном физическими, а недоверие к государству – ярко выраженным. И точно так же, как они управляли всем в долинах, семьи вскоре стали управлять и пиччоттерией (picciotterria).

Центральной целью всех мафий было создать консенсус вокруг власти. Всякий раз, когда возникал вопрос о власти – политической, экономической, социальной, божественной – ответом должна была быть мафия. Уникальной удачей итальянских мафий было то, что обстоятельства способствовали привитию их предприятия к самой прочной структуре власти южной Италии: семье. На Сицилии мафия стала известна как Коза ностра, что означает «наше дело», а Наше Дело было, по сути, Нашим Семейным Секретом, перехитрившим северное государство, построенным на близости и послушании родни. Точно так же в Калабрии семьи долин дали пиччотти готовую иерархию, порядок, легитимность и секретность. Именно это – верность крови и родине – стало основой всех грядущих ужасов.

К рубежу XX века калабрийские уличные хулиганы были организованы в местные ячейки, называемые ндрине (ndrine), каждая со своей территорией, рангами и боссом. Поначалу пиччотти были полезны в мелочах: присвоение соседского поля для коров босса, сопротивление требованиям арендной платы от придирчивых арендодателей или выбивание денег за «крышу» у местной траттории. Разбой на дорогах, контрабанда, похищения людей и ростовщичество были прибыльным занятием для более предприимчивых пиччотти. Боссы также брали на себя дополнительные обязанности, такие как разрешение имущественных споров или защита женской чести.

Но по мере того как пиччотти переживали последовательные репрессии властей, некоторые задумались, как можно поменять мнение в отношении государства. Если источник власти внешнего мира заключался в деньгах, рассуждали они, то, возможно, способом атаковать этот внешний мир было выйти в него, украсть его деньги и забрать его власть?

Калабрийская мафия вскоре стала использовать свои деньги для покупки благосклонности карабинеров и судебных властей. После этого последовали взятки политическим партиям, мэриям, государственной бюрократии и итальянскому парламенту. Со временем семьи также смогли внедрить в эти институты своих людей. Инсайдеры затем мошенничали и присваивали средства, направляя государственные деньги в мафиозные подрядные предприятия, такие как строительные фирмы, компании по вывозу мусора и стивидорские компании. Выборы фальсифицировались, покупалось больше лояльности. Тех, кого нельзя было подкупить или запугать, избивали, забрасывали «коктейлями Молотова» или убивали.

Все это было знакомо сицилийке вроде Алессандры. Но калабрийцы превзошли своих собратьев в двух отношениях. Там, где сицилийцы вербовали из определенного района, калабрийцы полагались на семью: почти без исключения пиччотти либо рождались в ндрине, либо вступали в нее через брак. И хотя сицилийцы, безусловно, сочиняли о себе истории, калабрийцы выдумывали легенды, сплетающие честь, религию, семью и южноитальянский сепаратизм в сложную и почти непроницаемую завесу дезинформации.

К началу XX века ндрангетисты возводили